Бен-Цион Тавгер - Мой Хеврон

Армони дал всем понять, что со мной он связывает далеко идущие планы. Каким-то шестым чувством он понимал, что я не уеду. Что именно я могу стать тем центром, вокруг которого возникнет русская группа. Он так и говорил:

— Израилю нужен хотя бы миллион евреев из России. А где им селиться, куда приезжать? Ясно, что мы в Кирьят-Арба принять миллион не сможем, но стать местом, которое бы их манило, — страшно важно…

Ицхак Армони во всем помогал мне. Но я чувствовал, что некоторые жители поначалу отнеслись ко мне недоверчиво. «Что это, мол, за профессор, которого вдруг привлекла Кирьят-Арба? Ему что — девать себя больше некуда?»

Как-то посетил Кирьят-Арба Моше Даян. К нему подошел Аркадий Маргулис и откровенно похвастал:

— А знаете, господин министр, у нас поселился профессор!

Тот в ответ улыбнулся и сказал:

— Да бросьте, какой профессор к вам приедет?!

Скоро отношение ко мне в корне изменилось — все поняли, что профессор я настоящий, серьезный, что со мной надо считаться.

В Кирьят-Арба приехал Юваль Неэман. Приехал вовсе не для того, чтобы заверить их, что я нормальный профессор, а чтобы обсудить со мной на месте вопрос о создании лаборатории.

Мы искали соответствующее учреждение, способное принять меня с моей группой. Деньги Министерство абсорбции уже выделило. Рав Левингер, Ицхак Армони, Юваль Неэман и я обсудили план дальнейших действий в этом направлении.

Юваль Неэман твердо пообещал, что будет искать надежного спонсора. Такой метод абсорбции был принят в Израиле. Свое обещание Юваль Неэман полностью выполнил. Более того, благодаря ему, известному ученому, приближенному к правительству, меня вместе с Ицхаком Армони стали приглашать в университет Бар-Илан, в беэр-шевский и иерусалимский университеты. Нас принимали довольно любезно, выражали полную заинтересованность, но «да» не говорили.

Тянулось это довольно долго. Кто-то был в отпуске, кто-то в отъезде, кто-то по заграницам… Покуда на одном научном съезде ко мне не подошел Юваль Неэман и не предложил:

— Здесь находится директор Иерусалимского технологического колледжа профессор Лев, давай поговорим с ним. Он и директор, он и хозяин. Одним словом — и Бог и царь. Сам от себя зависит.

Мы подошли к профессору Леву. Юваль Неэман все ему объяснил, и тут же на месте я получил согласие. Так я стал сотрудником колледжа «Махон Лев».

Но сразу возникли новые проблемы. За эти полгода куда-то уплыли деньги Министерства абсорбции, выделенные для моей группы. По существу все пришлось начинать сначала. И взялся за это сам профессор Лев. Это был настоящий бульдозер. За ним, как за надежной стеной, я чувствовал себя вполне уверенно. Я больше никуда не ходил, ничего не писал, не добивался. Деньги нам были выделены, и все было сделано, как нужно.

Тем временем я глубже знакомился с ситуацией в Хевроне. Мне бы хотелось поподробней остановиться на этом.

Близкая дружба с Ицхаком Армони, встреча суббот в его доме, наши совместные поездки во многом обогатили меня. Армони по происхождению крестьянин, да и характер у него крестьянский. Он много и с любовью рассказывал мне о Стране Израиля. Говорил о плодородии земли, о том, какие культуры лучше выращивать, что выгодно, а что нет. По его теории, самые лучшие земли располагаются на побережье. Там чаще выпадают осадки, туда легче подводить воду для орошения. Мы же понастроили там города и поселки, залили все асфальтом и бетоном. Как это неразумно: жить в условиях сырого, нездорового климата … А ведь рядом с морем — горы, самим Господом Богом предназначенные для жилья, прекрасный горный климат! И вот горы пустуют, население скопилось в прибрежной полосе, отнимая само у себя пахотные земли и задыхаясь от испарений. На востоке горы переходят в пустыню. Эта местность приспособлена для индустриальной зоны. Господствующие здесь ветры — западные и северо-западные — могут рассеивать застоявшийся в атмосфере воздух промышленных районов. И получается идеальное распределение территорий: побережье — для земледелия, горы — для обитания людей, а восточные склоны гор, идущие к Иордану и Мертвому морю, — зоны промышленности. Мы же все перепутали, согрешив перед нашей землей и Создателем: не там живем, не там строим, не там пашем.

Долгие часы провели мы в беседах с Армони. Он дал мне почувствовать, что такое наша земля — эти почвы и камни, долины и скалы. Я как новый человек не мог ни о чем судить: ни о политике наших властей, ни о позиции партий. Он как крестьянин и сабра ориентировался в этих вопросах лучше и знал, кого следует ругать за подобную бесхозяйственность. Я же еще мало в чем разбирался, но вместе с тем понимал, что есть множество факторов, которые делают нашу жизнь неестественной и уродливой. Государство наше — совсем еще молодое, еврейский народ вернулся на свою землю почти из двухтысячелетнего галута. Земли, что мы покупали вначале, это были не те земли, что нам бы хотелось иметь. Арабы продавали нам болота, и на этих болотах строились мошавы и киббуцы. Выбирать было не из чего, а строить и заселять — торопились…