И все-таки, раздвигая границы человеческого познания, Эйнштейн пережил немало страданий и сомнений. О своих метаниях в процессе работы – от агонии к восторгу и обратно – он поведал на лекции в университете Глазго в 1933 году:
Все тревожные попытки найти во тьме истину, которую чувствуешь, но не можешь выразить; все неодолимые желания, сомненья в себе и дурные предчувствия, преследующие тебя до тех пор, пока не достигнешь окончательной ясности, – всё это может быть понято лишь теми, кто это испытывал.
Его успех как физика-теоретика в огромной степени объясняется упорным нежеланием отступать даже там, где другие давно бы уже свернули с пути под гнетом неудач и разочарований. Хотя это вовсе не значит, что он продолжал слепо идти вперед, когда все указывало на необходимость смены курса. Эйнштейн понимал, что без ошибок не обойтись (ведь при битве на передовой человеческого познания они просто-напросто неизбежны), но что еще важнее, учился на этих ошибках – и либо вносил в свой маршрут коррективы, либо возвращался на старт и начинал все сначала.
Так случилось и с Общей теорией относительности, процесс создания которой от первоначального замысла до финальной публикации занял у Эйнштейна почти десять лет. За это время ему пришлось осваивать принципиально новые системы в математике (которая, как мы уже замечали, давалась ему не всегда легко) – и если один подход оказывался ложным, не опускать рук, а подбирать какой-то иной.
Когда было нужно, он без ложной гордости просил помощи у других. Полагают, будто Эйнштейн часто разрабатывал необычные идеи, от которых другие давно отказались, потому что работал один. Похоже, он мог особенно долго оставаться убежденным в верности своих предположений, поскольку не был окружен чужими сомнениями. И все же, если того требовали обстоятельства, он с удовольствием обращался к тем, кто мог бы помочь ему продвинуться вперед. Так, в 1915 году он убедился, что вычисления, которыми он пользовался, некорректны. «Боюсь, что сам я не смогу найти, где ошибка, – признался он тогда своему другу, инженеру Мишелю Бессо. – В этих вопросах мои мозги тонут, как в канаве».
Пока он сражался с демонами в собственной голове, растущая слава также вынуждала его обороняться от вопросов и огульной критики, с которой на него нападали публика и журналисты, слишком часто не понимавшие истинного смысла его работ. Так, в 1919 году газета «New York Times» (которая, по большому счету, долго поддерживала Эйнштейна) в своей редакторской колонке предположила, что его Общая теория способна подорвать основы человеческого мышления. Немало было и тех, кто искажал его идеи сознательно, из собственных идеологических побуждений. Не говоря уже о том, что ученые всего мира то и дело пытались проверить его теории на практике – кто из обычного научного любопытства, а кто из профессиональной ревности.
Пожалуй, самому серьезному испытанию постулаты Эйнштейна подвергались в период, когда вслед за Общей теорией относительности он предложил миру еще и Единую теорию поля – проект, которому явно недоставало согласованности с его предыдущими работами. Но несмотря на это, Эйнштейн упорно отстаивал важность этого исследования, которое, как он чувствовал интуитивно, готовило почву для новых открытий в науке ближайшего будущего [10] Единая теория поля, предложенная Эйнштейном, до сих пор входит в список т. н. «нерешенных проблем современной физики» – наряду с такими новейшими разработками, как теория М-поля, теория суперсимметрии и теория струн.
.
Но как бы там ни было, Эйнштейн никогда не продавал себя слишком дешево. Хотя стремление к материальной выгоде не играло движущей роли в его карьере, он любил житейский комфорт и всегда претендовал на достойную оплату своих услуг – будь то месячное жалованье профессора или разовая лекция в университете. Зная, в какой нестабильности он пережил начальный период своей карьеры, кто мог бы винить его за стремление обеспечить себе должный уровень безопасности?
И все-таки однажды несокрушимая, казалось бы, самоуверенность Эйнштейна была поколеблена. В 1917 году, распространяя свою Общую теорию относительности на весь космос в целом, он вывел так называемую «космологическую постоянную», которая, насколько он верил, должна объяснить, почему вселенная под воздействием сил тяготения не схлопывается в одну точку. Позже он отрекся от этого хода мысли, назвав его «величайшей глупостью» всей своей жизни. Однако в сегодняшней науке космологическая постоянная вновь вошла в обиход – и рассматривается как серьезное оружие в битве за понимание феномена расширяющейся вселенной. Даже гению иногда свойственно колебаться, и эта история лишь в очередной раз доказывает, что иные ошибки бывают гораздо важнее чьих-то великих свершений.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу