А. Лоленко: Быстрее молнии. Моя автобиография

– Я – живая легенда, – сказал я. – И купаюсь в своей славе, – Все рассмеялись. Но никто не посмел возразить мне. Да и как они могли. Ведь это была правда.

После круга почета я принял участие в пресс-конференции, где сделал заявление.

– Я – живая легенда, – сказал я. – И купаюсь в своей славе.

Все рассмеялись. Но никто не посмел возразить мне. Да и как они могли. Ведь это была правда.

Никто, кроме тренера.

Если он был раздосадован моим выступлением на 100 метрах, то по поводу моей победы на 200 метрах он высказался еще резче. Ведь из-за того, что я в конце дистанции послал Блейку свой немой знак, я лишил себя шанса поставить еще один мировой рекорд. Тренер сказал, что я бежал достаточно быстро, чтобы легко побить свой рекорд в 19.19 секунды.

– Любитель, – сказал он снова. – Любитель !

Но на этот раз я не стал заострять на этом внимания. Я был доволен собой, поэтому просто выбросил его слова из головы. Весь мир славил мои достижения, и, как это было в Пекине, каждый хотел получить кусочек меня. Весь поток внимания к моей персоне носил только положительный заряд, но как это часто бывает в легкой атлетике, все-таки не обошлось без капли дегтя – после соревнований опять возникли вопросы о допинге.

Как и в 2008 году, после получения золота на стометровке, журналисты задавали вопросы такого рода, но я привык, что некоторые продолжали удивляться моим достижениям. Результаты были невероятны, и я понимал сомнения на этот счет. Но я знал, что все обвинения были чушью, и поэтому, как и в Пекине, сложностей с ответами не возникло. А затем один репортер спросил меня, знаю ли я, кто такой Карл Льюис.

Я пожал плечами. Я объяснил, что слышал о бывшем американском атлете, но об остальном не имею особого представления. В моих отношениях с легкой атлетикой есть малопривлекательный нюанс – мое полное незнание истории этого вида спорта, по крайней мере раньше 80-х годов, когда бегал Льюис.

Затем журналист сказал мне, что он много писал о моих достижениях [18].

Это была старая песня о том, что якобы ямайцев проверяют не так тщательно, как в других странах. Но упоминание о человеке по имени Карл Льюис, который что-то говорил о ямайских атлетах, сначала прошло мимо меня. Я понятия не имел, кто он и чего достиг в спорте. Мой интерес к 100 и 200 метрам и ко всей легкой атлетике начинался с Майкла Джонсона и Мориса Грина. И я выбросил это имя из головы, но на следующий день, когда я праздновал победы в Деревне, кто-то посоветовал мне поискать информацию о нем в Интернете.

Когда же я открыл ноутбук и нашел сведения о Льюисе, то выяснилось, что он завоевал девять золотых олимпийских медалей в 80-е и 90-е, в том числе на 100 и 200 метрах, и я сразу рассердился, что он сказал такую чепуху обо мне. А потом я просто взбесился, когда газетчики стали повторять его слова, хотя они знали, что он говорил неправду. На мой взгляд, атлетика, антидопинговые организации WADA, JADCO и Международная ассоциация легкоатлетических федераций, наоборот, пытались подходить к этому вопросу очень внимательно.

Для подтверждения существуют факты: во время сезона Ямайская антидопинговая комиссия проводила тесты 5 раз в день на протяжении 40 недель. Для всех ямайских атлетов также проводились дополнительные тесты без предварительного объявления. В 2003 году наша страна подписала Копенгагенскую декларацию о борьбе с допингом в спорте, и мы действовали в соответствии с правилами, установленными WADA.

Всех проверяли, и если кто-то использовал стимуляторы, его ловили на этом. Для меня это означало, что эти организации работали добросовестно, и те несколько атлетов, которые свернули с правильного пути, поплатились несколькими годами дисквалификации. Остальные же, кто следовал правилам и усердно тренировался, подвергались обвинениям со стороны бывших атлетов, не имеющих даже доказательств для своих сомнений.

«Прекрати, Карл Льюис, – подумал я. – Хватит болтать».

Когда я пришел на пресс-конференцию после финала на 200 метрах, я дал волю своим эмоциям.

– Я бы хотел поднять сейчас ту спорную тему, которую развивает Карл Льюис, – сказал я. – Я не испытываю к нему никакого уважения. То, что он говорит о наших атлетах, унизительно. Я считаю, что он таким образом привлекает к себе внимание, потому что о нем больше никто не говорит. Мне было действительно печально услышать то, что он сказал на днях.

Однако все было не так плохо. Фанаты в Деревне оказывали мне много внимания, и на этот раз мне нравился такой подход. В 2008 году после получения медалей меня очень смущал поток лести, который на меня обрушился, но за четыре года я уже привык к виду людей, бегущих ко мне с фотоаппаратами и клочками бумаги для автографов.