Вячеслав Маркин - Неизвестный Кропоткин

…Я счел бы себя наисчастливейшим в мире, если б был знаком с Лавровым. Конечно, это невозможно. Лавров - Петр Лаврович*, полковник и читает в Артиллерийской академии механику.

… Скажу прямо: я не верю в тебя; корпус почти погубил тебя. С горьким, горьким чувством думаю я теперь о тебе; чем ты стал, мой милый, милый Петя? Что есть в тебе, кроме внешнего лоска? Я всегда был предубежден против первых учеников; очень редко выходят из них порядочные люди науки. Я слишком люблю тебя, чтоб выносить такое сознание равнодушно. Повторяю, сердце сжимается иногда о тебе. Гордая самоуверенность проглядывает у тебя… Ты человек не науки! Наука не для тебя; научное поприще так тернисто, что только страстная любовь и верность к науке может поддержать на нем человека…

Февраль 1861 г.

Петр: …Ты, может быть, спросишь, что я делал все это время после праздников? - немного. Хотя и работал как лошадь. Я не хотел не исполнить обещания, хотел кончить перевод и кончил, работая целый день, ничего почти не читал, только занимался математикой и переводил. Эту неделю всю исключительно посвящу математике…

Февраль 1961 г.

Александр: Не хочется верить, что не настанет для нас пора лучшей жизни; только не с низших классов может начаться резня, как думают; все надежды свои я полагаю на дворянство, потому что оно одно сколько-нибудь находится под влиянием мысли о лучшей жизни, более правильной.

А может и то быть, что Александр II сам примет на себя инициативу в деле политического улучшения; нечего и говорить, что то было бы лучше: обеспеченнее, спокойней.

Март 1861 г.

Петр: …Что, тебе, брат, сказать обо мне, немного есть что рассказывать. Занятия математикой идут обычной чередой. Химией занимаюсь также постоянно, время от времени, когда появляются финансы, занимаемся опытами в нашей маленькой лаборатории. Свободное время посвящаю музыке. Сегодня я урвался из корпуса в концерт, и… наслаждался, слушая, например, глубоко прочувственное трио Глинки из «Жизни за царя», сколько в нем родного, близкого сердцу, выплаканного, как и во всех русских мотивах.

Как в Москве приняли освобождение крестьян?… Народ везде с восторгом встречает царя, но только у всех недоумение какое-то. «Что ж мы, вольные, говорят, или как?», и в этом роде.

Сентябрь 1861 г.

Александр: …Здесь, брат, у нас в университете черт знает что делают, не то что у вас. Никакого единодушия - ничего…Выкинем какой-нибудь скандал, чтобы закрыли университет. Закрытие нескольких университетов авось подействует на Александра…

Напиши немедленно и подробнее, что делается теперь в Петербурге.

Октябрь 1861 г.

Петр: Письмо твое получил вчера, но не отвечал вчера, потому что некогда было.

Вот что у нас делается.

Ничего хорошего, - везде подлость, мерзость, гадость. В понедельник на прошлой неделе, кажется, было сборище студентов университета. Университет закрыт.

…Начали хватать студентов, ловить всех, кого вздумается агентам тайной полиции. По всему городу ходят патрули, разъезды, в частях стоят команды, полки в готовности выступить, караулы усилены. Беспрестанно встречаем жандармов командами… Студентов переловлено до трехсот. Но они не унывают нисколько, всякого встречаешь с веселой физиономией… Общество им сочувствует…

Февраль 1862 г.

Петр: …Мне припомнилось, что я писал где-то: «хоть бы на Амур отправиться». Теперь я думаю об этом, ведь на Амуре тепло… потом я люблю поездки, переезды, путешествия, если хочешь. Мне доставляет большое удовольствие видеть новые места.

Потом мы с тобой трактуем, что негодны мы ни к какой деятельности, но ведь я этого еще не испытал, годен или я ли нет: мне кажется, на что-нибудь да гожусь… Одно плохо - далеко… Вообще надо будет подумать об этом, поразузнать о климате Амурского края, о растительности, природе и жизни. Наконец, о лицах, с которыми пришлось бы служить…

Я жду с нетерпением нового романа Тургенева «Отцы и дети». Ведь Рудин, Лаврецкий, эти типы Тургенева уже отживают свой век, их оттеснило новое поколение. Каким-то он его представляет?

Прощай. В июне увидимся на несколько дней…

Март 1862 г.

Александр: Как можешь уже догадаться, ехать на Амур я не советую тебе; прошу даже тебя не ехать туда. На Амуре ты можешь только хандрить и мучиться еще более, чем в Москве и Петербурге. Золотой месяц наслаждения новизной пройдет быстро. Только естествоиспытатель может ощущать в себе неумолкаемую любовь к природе, наслаждаться ею ежедневно, ежечасно… Простое созерцание наскучит быстро; для обыкновенного смертного любовь к природе возможна только перемежающаяся, в воспоминании, или же в сердце, как любовь к родине…