Станислав Ваупшасов - На тревожных перекрестках - Записки чекиста

- Простите, простите меня! - вскричал он.- Я искуплю свою вину!

- Но для этого у вас было достаточно времени,- ответил Ваня Ремейко,- а теперь уже поздно.

- Пощадите!

- Молчать. Казнь будет публичной, чтобы народ видел, что это не убийство, а законный акт над крепостником.

Дождались вечера, когда с поля вернулись батраки, и на их глазах привели приговор в исполнение. Покидая имение, оставили записку: "Пан Вишневский расстрелян белорусскими партизанами за жестокое обращение с населением. Кто пойдет по его пути, того постигнет такая же участь".

Тогда же, в августе 1922 года, мы получили сведения, что в имении Шпаковщина Ильской волости у помещика Боровского происходит совещание панов. Нам было интересно узнать, какие вопросы обсуждают угнетатели народа, и мы решили к ним наведаться. На этот раз отряд выделил оперативную группу из восьми человек. На совещание пошли три брата Дзики - Адам, Петр и Михаил, два брата Литвинковичи - Филипп и Адам, Иван Ремейко, Даниил Попкович и я. Все мы опять же переоделись под полицейских.

В зале заседаний группа появилась внезапно. Паны ничего не поняли, пришлось мне объявить:

- Добрый вечер, панове, мы партизаны.

Они повскакали с мест и застыли. Так, стоя, дослушали мою речь до конца. А я объяснил им, что их обращение с крестьянами должно быть гуманным, нельзя драть с людей семь шкур, помыкать ими, издеваться. Кто не послушается этого совета, будет сурово нами наказан. Строгая кара постигнет и тех, кто станет выдавать властям революционно настроенных крестьян.

- Попробуйте только ослушаться,- сказал я в заключение.- Всем известна судьба пана Вишневского?

В зале поднялся невообразимый гвалт. Помещики взахлеб клялись, что будут помнить и выполнять советы партизан.

И мы ушли.

В округе пошла молва о дерзких налетах повстанцев, народ восхищался, а паны присмирели, никто из них не хотел разделить участь хозяина Вишневки.

1922 год мы решили завершить операцией покрупнее - разгромить польский гарнизон в волостном центре Илии. Провели тщательную разведку. В ней участвовали три брата Дзики. Они составляли в отряде небольшое семейное подразделение. Главенствовал среди них средний брат Адам, раньше служивший в конной разведке Красной Армии, он отличался мужеством, хладнокровием, сообразительностью. Старший, Михаил, отлично ориентировался на местности в любое время суток и в любую погоду, отлично стрелял из пистолета и был неутомим в походах, невзирая на свои 40 лет. 19-летний Петр старался не отставать от братьев и зарекомендовал себя также умелым и храбрым бойцом.

Братья доложили, что гарнизон состоит из 30 полицейских, вооруженных двумя ручными пулеметами, винтовками, пистолетами и гранатами. Как и в любой партизанской операции, очень важен был фактор внезапности. Мы разделились на две группы и в темноте начали атаку. Группа Филиппа Яблонского захватила волостное правление, почту и телеграф, чтобы никто не вызвал подкрепления оккупантам. Я со своими ребятами атаковал полицейский участок, открыв по нему ружейный и пулеметный огонь и забросав его гранатами. Полицейские не успели опомниться, как некоторые были уничтожены, другие разбежались в разные стороны.

В волостном правлении мы сожгли списки недоимщиков, а в числе трофеев взяли почти все оружие полицейских и принадлежавших им лошадей. В отряд мы вернулись на собственном гужевом транспорте.

Налет на Илию вызвал сильный резонанс, особенно в Ошмянском, Вилейском и Воложинском уездах. Помещики и осадники стали мягче относиться к белорусскому населению, страшась карающей руки партизан.

С весны 1923 года польское правительство стало усиливать полицейские гарнизоны в Западной Белоруссии. Охранка засылала в деревни десятки шпионов, скрывавшихся под личиной нищих, беженцев, бродяг. Мы научились их распознавать и предупредили население о методах дефензивы. Крестьяне тоже стали угадывать полицейских ищеек и со своей стороны информировали нас об их появлении. Никакие меры властей не могли погасить пламя всенародного сопротивления. Боевые операции партизан продолжались.

В один из майских дней меня вызвал на встречу командир подпольной группы из Радошковичей Виктор Залесский. Эта группа состояла, между прочим, из польских трудящихся. Я обрадовался возможности познакомиться с Виктором, о котором был наслышан. Он сообщил, что завтра в полдень по шоссе на станцию Олехновичи должен проехать контрразведчик Липов, знаменитый тем, что усиленно насаждал в партийное подполье провокаторов. Залесекий предложил захватить этого офицера. Я одобрил план.