Фёдор Жорин - Исповедь чекиста. Тайная война спецслужб СССР и США

Знамя — могучая сила, воспитывающая солдат в нужном воинском духе. Офицер, понимающий свой долг командира-воспитателя, обязан умело пользоваться этой силой.

В традиции русского офицерства составной частью входили понятия командирского такта и всего того, что можно объединить определением — поведение офицера вне службы. В этом смысле офицерская среда старой армии грешила многими условностями, продиктованными главным образом кастовыми соображениями. Однако передовая часть офицеров была неповинна в ухищрениях фанфаронов и пустых щеголей, считавших, что каждый штатский обязан им уступить дорогу, одобрявших дуэли и цедивших сквозь зубы небрежные слова при встрече офицеров другого полка. Если не касаться подобных гримас офицерского быта, свойственных главным образом все тем же малым и большим последователям гатчинских взглядов, мы увидим в старой русской армии глубоко верные понятия о командирском такте: «Офицер должен воздерживаться от всяких увлечений и от всех действий, могущих набросить хотя бы малейшую тень на его личность, а тем более на корпус офицеров. Слово офицера всегда должно быть залогом правды и потому ложь, хвастовство, неисполнение обязательства — пороки, подрывающие веру в правдивость офицера, бесчестят его звание и не могут быть терпимыми».

В театре, в гостях, в поезде, в ресторане или гостинице — всюду офицер должен помнить, что он носит мундир русской армии. Однополчане строго взыскивали с него за проступки, несовместимые с достоинством командира. Он не имел права принимать участия в ссоре на улице, появляться на людях в нетрезвом виде, неряшливо или не по форме одетым. Непочтительное отношение к женщине влекло за собой самое резкое осуждение. Жить не по средствам и потому вязнуть в долгах, кляузничать, пускать о ком-либо сплетни значило утратить уважение настоящей офицерской семьи. В полку, кроме суда чести, существовало грозное наказание провинившемуся подобным образом офицеру: товарищи переставали подавать ему руку. И если дело доходило до этого, ему оставалось или перевестись в другой полк, или уйти в отставку.

Существовали мелкие правила, соблюдение которых сразу обнаруживало в офицере человека, подтянутого и воспитанного не только в военном, но и в общепринятом смысле. Представляясь начальнику, не следовало садиться в приемной комнате, а ожидая его выхода, полагалось стоять. Входить к старшему с папиросой в зубах неприлично, ибо никогда нельзя знать, разрешит ли он курить в своем присутствии. Во время приветствии младший не подает руки, пока этого не сделает старший. Если при встрече с офицером на службе или вне ее старший в звании сделал ему какое-либо замечание, то, хотя бы оно и не влекло за собой никаких последствий, офицер тем не менее был обязан уведомить своего начальника о получении замечания.

Лучшие офицеры старой русской армии обращали большое внимание на культуру своей речи. Умные начальники пользовались каждым удобным случаем, чтобы научить своих подчиненных необходимому и в служебном положении, и в частном обществе.

Когда однажды в Тамбовском полку один офицер, представ перед командиром и приложив руку к козырьку, отрапортовал: «По Вашему приказанию подпоручик Нижегородцев явился!» — полковник, командир полка ответил: «Господин подпоручик, запомните, что являться могут, во-первых, приведения в старом замке, во-вторых, образ любимой девушки в сновидениях, в-третьих, чудотворная икона. Что же касается господ офицеров, то они не являются, а, согласно принятой у нас форме, прибывают». На всю жизнь запомнил этот подпоручик добродушно-насмешливое поучение своего полковника и с тех пор уже ни разу не допускал подобных промахов.

Долгое время в старой русской армии был популярен рассказ, осмеивавший людей гатчинской школы, которые полагали, что культура офицера состоит лишь в умении петь цыганские романсы. Рассказ этот относится к офицеру Мамаеву, получившему в 1799 году назначение в экспедиционный корпус, отправляемый на помощь к англичанам для защиты Голландии. По словам современника, «Мамаев изучил тактику в Гатчине и был на славу экзерцирмейстер — дока, он в целом батальоне видел, ровно ли у солдат поставлены букли, у всех ли косы одинаковые, 9-вершковой длины. Мамаеву было объявлено, что его отправляют в Голландию, куда он приедет на корабле из Гамбурга. Не зная географии и спутав Гамбург с Ямбургом, Мамаев ответил, что он стоял в Ямбурге на квартирах, но моря там не видел. «Не Ямбург, а портовый город Гамбург», — пояснило ему начальство. «Виноват, — возражал невежда: — В Гамбурге на квартирах не стоял». «Кругом — марш!» — закричал вконец разгневанный начальник.