Жак Садуль - Записки о большевистской революции

Коллонтай в скором времени совершит небольшую поездку в Финляндию. Она хвалит, и, на мой взгляд, справедливо, умную национальную политику, проводимую большевиками. Ее результаты уже дают о себе знать, в частности в Финляндии, где население было готово протянуть руку Германии и где сейчас уже несколько дней как наметилось движение в пользу присоединения к Российской Федеративной Республике.

Поскольку в настоящее время я знакомлю Дестре с большевизмом, то прошу для него у Коллонтай встречи. Зная, что она очень занята, предлагаю устроить обед с ним у меня.

Она восклицает: «С вами — да. С ним — никогда». В конце концов, она признает, что посол Бельгии бесконечно более либерал, чем большевистский нарком, что она в душе более буржуазна и более подвластна предрассудкам, чем буржуазный социалист Дестре, но не сдается.

Позволю себе сказать, что хотя Коллонтай, так же как Троцкий и Ленин, официально обвиняется в том, что состоит на службе у Германии, я не могу в это поверить. Она производит сильное впечатление поистине убежденной, честной, искренней женщины.

Я продолжаю оставаться единственным представителем союзников — о чем горячо сожалею, — поддерживающим контакт со Смольным. Однако под постоянным нажимом дело, похоже, немного сдвинулось с места, и мне кажется, что англичане — первые, а за ними и французы (здесь это нормальный порядок инициативы) подумывают установить в неопределенном будущем отношения, которые, кстати, через несколько дней навяжут нам обстоятельства. Сколько упущено времени и возможностей!

Некоторые союзники крупно ошиблись в оценке подлинного размаха большевистского движения. Живя мечтами — мечтами о величии, — они не пожелали увидеть реальности. Сегодня они усугубляют свою ошибку. Вместо того чтобы мужественно сделать шаг навстречу, они цепляются за ошибки прошлого и продолжают неосмотрительно демонстрировать свое пренебрежение реальной силой, самой реальной из всех русских сил. Даже если завтра эта сила умрет, народ России никогда не простит им то, что они сначала с этой силой боролись, а затем также планомерно игнорировали ее.

Дорогой друг,

Троцкий разбирает сегодня дипломатические досье, обнаруженные в потайных сейфах Министерства иностранный дел. Похоже, досье полные. К тому же г-н Нератов {57} дал слово, что все досье целы.

Во всяком случае, как мне сказал Троцкий, в них есть очевидные доказательства националистических устремлений и необузданных аппетитов союзнических правительств и правительств стран противника. Диктатор ликует. Он заявляет, что, несмотря на самое низкое мнение, которое у него было о буржуазной дипломатии, он и не подозревал, что она столь цинично преступна. «Каковы бандиты, каковы мерзавцы, и во имя этого народы идут на бойню! Если бы они знали!»

Но, очевидно, они скоро это узнают, поскольку Троцкий рассчитывает через несколько дней опубликовать самые важные из этих документов. Он спрашивает у меня, что подумают послы союзнических стран об этой публикации. Похоже, ему не терпится, чтобы я сообщил им о его решении. Так ли уж сенсационна его находка, как он говорит? И решится ли он опубликовать эти документы против очевидного желания правительств, которые, несмотря ни на что, союзники России?

Понимает ли он, что до тех пор, пока союз не нарушен, ему непозволительно раскрывать предложения или обязательства соответствующих правительств без их согласия, хотя его право — в будущем утверждать публичную дипломатию.

Хочет ли он оказать давление и с помощью этой угрозы добиться, к примеру, пересмотра наших целей в войне? Все эти гипотезы правдоподобны, какая истинная? Может быть, ни одна из них.

Разумеется, я сообщу об этом посольству. Если публикация того или иного документа может серьезно отразиться на национальной обороне, думаю, что я легко добьюсь того, чтобы она была отсрочена, если подобная уступка будет бескорыстна или за умеренную (моральную) цену.

Луначарский и другие говорят о скором включении в состав правительства трех или четырех социалистов-революционеров, в числе которых представитель союза железнодорожников.

Почти каждый вечер выхожу на улицу и возвращаюсь очень поздно — по пустынным улицам. Никаких подозрительных встреч, никаких драк, никаких криков. Поистине периоды революций имеют свои положительные стороны.

Дорогой друг,