Степан Тимошенко: Воспоминания

Погода была чудесная — совсем тихо, можно было любоваться видом на залив. Через какой‑либо час мы уже спускались в окрестностях Гельсингфорса. Аэродром окружен мелким сосновым лесом. Кругом все пусто. Нам объяснили, что аэроплан в Стокгольм будет только через четыре часа — можно побывать в городе. Автобусы привозят в центр города. Здесь советских денег не берут — нужно менять доллары на финские марки. В городе разрушений не видно. После финской войны прошло восемнадцать лет и все приведено в порядок.

Решил пройти к отелю, где когда‑то я останавливался при приездах из Петербурга. Отель был близко от вокзала, отправился туда. Вокзала не было. И вокзал, и соседние здания были разрушены во время войны и на их месте я нашел открытую площадь. Мой отель уцелел и я решил туда зайти и пообедать. Здесь большая перемена. Во время первой мировой войны тут встречались русские и западно-европейские дельцы разного рода. Имелся прекрасный ресторан. Обделывались крупные сделки. Теперь ничего этого не было. В ресторане было почти пусто. Можно было получить только самый скудный обед. Со съестными припасами видно дело обстояло хуже, чем в Ленинграде.

После обеда погулял еще по главным улицам — везде порядок, чистота, зеркальные окна магазинов. Но в магазинах ничего нет, да видно нет и богатых покупателей. Отправился к своему автобусу и на аэродром. Финские марки остались почти неиспользованными, но разменять их на западно-европейские деньги нельзя и вернулся я домой с большой коллекцией советских и финских бумажных денег.

Аэроплан был опять маленький двухмоторный, но это был шведский аэроплан. В Стокгольме остановка и пересадка. Теперь мы сели в большой аэроплан и в какой‑нибудь час были уже на аэродроме в Копенгагене и автобус доставил нас в центр города. Была уже ночь — все заперто, а у меня только чековая книжка. Но заведующий автобусной станцией оказался любезным человеком, разменял мой чек, порекомендовал хороший отель, вызвал такси и скоро я был устроен и мог спокойно заснуть после трудного дня.

На утро я решил продолжать мое путешествие, теперь уже по железной дороге, и через Ганновер поехал в Вуперталь к дочери. Там пробыл неделю, отдохнул, — путешествие по России меня утомило. Уж очень много было новых впечатлений. Конечно, все в семье дочери интересовались моими странствиями и мне нужно было повторить несколько раз мой рассказ.

Из Германии направился в Швейцарию и там в тихом Кандерштеге записал все, что узнал об инженерном образовании в России. Позже эти воспоминания были напечатаны на английском языке отдельной книжкой, но книжка особого распространения не нашла, хотя и заключала в себе некоторые сведения о русских инженерных школах, малоизвестные американцам. Конечно, для большинства американцев было новостью узнать, что инженерные школы развились в России гораздо раньше, чем в Америке и что роль русских инженеров в развитии инженерных наук весьма существенна.

Поездка в Россию оказалась, пожалуй, наиболее интересным для меня событием в моих последних странствиях. В остальном моя жизнь последних лет проходила совсем тихо, без особых перемен. Зиму я проводил в Пало Альто. Занимался подготовкой новых изданий моих книг, а летом отправлялся в Европу и проживал большую часть времени в Швейцарии.

Примерно через год после поездки в Россию я получил уведомление об избрании меня иностранным членом Русской Академии Наук. О том, что я когда‑то был выбран в Академию еще дореволюционным ее составом теперь не упоминалось. В связи с этим я был приглашен советским посольством в Вашингтоне явиться для получения соответствующего диплома. От этого посещения я уклонился и диплом мне был прислан по почте.

На Международный Конгресс Механики в Стреза в 1960 году явилась значительная группа представителей из России. С некоторыми из них я уже встречался на предыдущем конгрессе в Брюсселе, с другими — во время поездки по России. Одним словом, у меня оказалась группа русских знакомых и время проходило в разговорах о России и об Америке. Помню раз заговорили о собрании моих работ, изданном в Америке группой моих учеников. В этот сборник вошли только работы, вышедшие на иностранных языках. Но большинство моих работ, опубликованных в России, в этот сборник не вошли и казалось желательным собрать эти работы и издать в России. Явились и лица, пожелавшие заняться этим делом. Позже от одного из этих лиц я получил, по возвращении в Америку, уведомление, что он собрал большинство моих русских работ и вел уже переговоры об их издании. Сначала казалось, что дело благополучно продвигается, но потом мой корреспондент замолк и я больше ничего не слыхал об издании в России собрания моих сочинений.