Владимир Демьянов - Геометрия и Марсельеза

Причин, по каким не были написаны эти учебники, известно две. Первая заключается в том, что Монж испытывал отвращение к работам, в которых что-то пересказывается, не любил он излагать что-нибудь, кроме результатов своих исследований. Тому свидетельство — воспоминания его жены: «Действительно, — подтверждала она, — Монж не любил выполнять работу на заказ; как только он решил какую-либо проблему, он думал о другой, больше уже не занимаясь тем, что уже сделано ранее. Когда он писал, его кабинет был в невообразимом беспорядке, летающие листы были повсюду — на мебели, на полу и т. д.»

Вторая причина — в том, что Монж не хотел путем прямой конкуренции лишать вдову Везу авторского права на опубликованный ее мужем курс. Надо сказать, что в «Курсе математики для гардемаринов», выдержавшем несколько изданий, Везу не только дал закон образования результата системы линейных уравнений, но и усовершенствовал метод исключения, предложенный Эйлером. Это был хороший курс, хотя и несколько устаревший.

Написанию книг и учебников Монж предпочитал свои исследования и поездки по стране. Правда, весьма длительное отсутствие Монжа в Мезьере вызывало большое недовольство у начальства школы. Атмосфера вокруг ученого все более накалялась, уже давно поговаривали насчет того, чтобы заменить Монжа человеком, который «не был бы персоной». (Конечно же, насчет «персоны» тут явная натяжка: став академиком, Монж нисколько не переменился в отношениях к людям. Ни честолюбие, ни чиновное или академическое чванство ему никогда не были свойственны.)

«Чем больше у Монжа талантов, тем печальнее мне видеть, что они бесполезны для обучения наших учащихся. К несчастью, с тех пор, как Монж в Академии, он приезжает сюда только летом* когда мы выходим на занятия в поле. Как же он может давать уроки по своим предметам?» — сетовал начальник школы.

Да и в самом деле трудно было представить в одном лице и профессора инженерной школы, и экзаменатора морских училищ, и члена Академии наук. В декабре 1784 года Монжу пришлось окончательно покинуть школу, во многом обязанную ему своей славой.

С той поры он начал делить свое время между инспекторскими поездками и работой в Академии наук.

А в Париже царил подъем необычайный. Идеи Вольтера и Руссо, выход в свет последних томов издания Дидро и Д’Аламбера «Энциклопедия, или Толковый словарь наук, искусств и ремесел» произвели революцию в умах. Наука перестала быть служанкой церкви, она вырвалась на широкий простор.

«Великие люди, которые во Франции просвещали головы для приближающейся революции, сами выступали крайне революционно, — писал Ф. Энгельс, — Никаких внешних авторитетов какого бы то ни было рода они не признавали. Религия, понимание природы, общество, государственный строй — все было подвергнуто самой беспощадной критике… Мыслящий рассудок стал единственным мерилом всего существующего».

И неудивительно, что Монж, всецело разделявший взгляды энциклопедистов, оказывается по прибытии в Париж среди тех ученых, которые делали революцию в химии. Их признанным лидером был Лавуазье. В его лаборатории часто собирались химики Бертолле, Гитон де Морво, Фуркруа и математики Лаплас, Монж.

Весной 1789 года Лавуазье опубликовал «Начальные основания химии» — итог длительной работы над созданием новой химии на основе его кислородной теории. В этой книге он писал: «Если местами и может случиться, что я привожу, не указывая источника, опыты или взгляды Бертолле, Фуркруа, Лапласа, Монжа и вообще тех, кто принял те же принципы, что и я, то это следствие нашего общения, взаимного обмена мыслями, наблюдениями, взглядами, благодаря чему у нас установилась известная общность воззрений, при которой нам часто самим трудно было разобраться, кому что, собственно, принадлежит».

Заметим, что успеху в борьбе с флогистонной теорией Лавуазье обязан не только себе, но и этим ученым, поддержавшим его смелые идеи. Среди них первым из нехимиков был Монж, а из химиков — его близкий друг Бертолле.

Франция… Тысячелетняя монархия периода увядания. Страна великая и в то же время жалкая. Кто только ни правил ею! Были на ее троне люди, которым по силам не скипетр, а погремушка, были и старцы, способные выпустить из народа всю кровь «добела», только бы не омрачать свое чело заботами. Случалось, что куртизанки не только назначали министров, но и решали судьбы войны и мира.