Лазарь Лазарев - Живым не верится, что живы...

Крючков с тоской вспоминает былое. А один из руководителей только что созданной новой партии ВКП(б) (последняя буква в ее названии означает «будущее») мечтает, опираясь на эту новую партию, его возродить: «вернуться к первоисточникам, „к практическому и теоретическому опыту Сталина“».

Конечно, даже звонкоголосые трубадуры фальшивых идолов и казарменного (лучше сказать лагерного) порядка, понимают — в мавзолей снова не положишь останки диктатора, но можно, сказав Победа, за которую из-за его ошибок и преступлений заплачено было сверхдорогой ценой, миллионами зря загубленных жизней, рядом, в одной связке ловко помянуть его. Владимир Карпов изготовил увесистый двухтомник «Генералиссимус», в котором восхищается полководческим искусством Сталина. Правда, очереди читателей за этим сочинением я не наблюдал, но ведь нашлись организации и люди, не пожалевшие денег на его издание и переиздание, наверное, рассчитывавшие если не на коммерческий, то на пропагандистский успех. Недавно в магазине я видел переписанный на кассету фильм «Падение Берлина» — значит кому-то это нужно, кто-то в этом заинтересован. В моей памяти этот раболепный бездарнейший фильм — государственный киношлягер той поры, создатели которого, разумеется, получили свою очередную Сталинскую премию, связан с историей, которую мне когда-то рассказал покойный Юрий Давыдов. У него был товарищ по тюрьме и лагерю храбрый фронтовой разведчик, слушатель военной академии, которого посадили после просмотра «Падения Берлина». Разведчик этот был парнем остроумным, увидев, как в финале картины Сталина в ослепительно белом костюме на берлинском аэродроме встречает ликующая толпа, пошутил: «Что-то мы этого ангела там не видели». Среди слушателей академии, которые вместе с ним смотрели фильм, нашелся неленивый — доложил куда надо было. Бывший разведчик получил весьма внушительный срок.

Уже не первый раз возникает кампания сегодняшнего второго пришествия Сталина с помощью переименования Волгограда в Сталинград. Недавно президент распорядился заменить названием «Сталинград» название «Волгоград» у могилы Неизвестного солдата в Александровском саду в Москве. В распоряжении президента подчеркивается, что данное решение есть важный государственный акт, приуроченный к 60-летию Победы — «принимая во внимание значение Сталинградской битвы, ознаменовавший коренной перелом в Великой Отечественной войне, отдавая дань уважения героизму защитников Сталинграда и в целях сохранения истории Российского государства». Казалось бы, все здесь правильно: город, битва за который ознаменовала коренной перелом Великой Отечественной войны, назывался Сталинград. Но если бы на этом была поставлена точка… В чем я очень сомневаюсь. Боюсь, что решение президента наследники Сталина воспримут как протянутый им властями палец, как возникшую при высокой поддержке возможность заставить сиять заново имя Сталина, который опять должен перед народом предстать «во всем белом», как в «Падении Берлина». В прошлом году к шестидесятилетию сталинградской битвы воевавшим на Сталинградском фронте было выдано что-то вроде денежной премии, не знаю, как точно ее назвать. На это событие в одной из газет отозвался писатель Юрий Бондарев: «Я считаю, что эти средства нужно было направить на восстановление памятника Сталину в Сталинграде, который был снесен, и на восстановление исторического имени города. Такое решение одобрили бы все участники Сталинградской битвы». Замечу между прочим, что историческое название Волгограда все-таки не Сталинград, как утверждает Бондарев, а Царицын, Сталинградом город стал в 1925 году. Конечно, Бондарев волен думать, как ему заблагорассудится. Но больно широко он размахнулся, считая, что его точку зрения разделяют все участники Сталинградской битвы. Я, как и он, воевал в ту пору на Сталинградском фронте, но не припомню, чтобы мы тогда говорили, что ожесточенные бои идут потому, что мы сражаемся за город, который носит имя Сталина, свою задачу мы видели в том, чтобы не дать немцам пробиться к Волге, оседлать великую нашу реку, — это было бы тяжелейшим ударом. Однако память, я уже говорил об этом, не верный свидетель, она может и обманывать, вбирая в себя и наши более поздние впечатления и соображения. И я решил проверить себя, проверить свои воспоминания: перечитал очерки Константина Симонова и Василия Гроссмана, написанные в пылающем, растерзанном смертоносным металлом Сталинграде. Ни разу в них не поминается Сталин. Правда, один из очерков Симонова кончается патетическим пассажем, но связан он не с именем Сталина, что было бы закономерно, если бы в основе предложений Бондарева на самом деле лежали воспоминания о фронтовой реальности сталинградской битвы, патетика эта ориентирована на традиции русской военной славы. Вот эта концовка: «Безымянна еще эта земля вокруг Сталинграда. Но когда-то ведь и слово „Бородино“ знали только в Можайском уезде. Оно было уездным словом. А потом в один день оно стало словом всенародным… В степях под Сталинградом много безвестных холмов и речушек, много деревенек, названий которых не знает никто за сто верст отсюда. Но народ ждет и верит, что название какой-то из этих деревенек прозвучит в веках, как Бородино, и что одно из этих степных широких полей станет полем великой победы».