Питер Гай - Фрейд

 Фрейд читал самый объемный и влиятельный труд Дюркгейма о религии, «Элементарные формы религиозной жизни», вышедший в 1912 году, и кратко упоминал его среди социологических теорий. (См.: Totem und Tabu, GW IX, 137 / Totem and Taboo, SE XIII, 113.) Авт.

 На этих страницах я следую принципу Фрейда: «Я пренебрегаю различием между культурой и цивилизацией» (Die Zukunft einer Illusion, GW XIV, 326 / The Future of an Illusion, SE XXI, 6). Авт.

 Это слово он использовал и в молодости, и в старости: школьником, когда описывал семью евреев из Восточной Европы, с которой столкнулся в поезде, и 70-летним стариком, когда размышлял о ненависти к евреям. «В вопросе антисемитизма, – писал Фрейд Арнольду Цвейгу, – у меня нет намерения искать объяснений, я испытываю сильное желание поддаться аффектам и укрепляюсь в моей ненаучной позиции, что в конечном счете люди – это жалкий сброд» ( Фрейд Арнольду Цвейгу , 2 декабря 1927. Freud-Zweig, 11 [3]). Двумя годами позже, в 1929-м, он признался Лу Андреас-Саломе: «В глубине души я убежден, что мои дорогие собратья люди – за немногими исключениями – это сброд» ( Фрейд Андреас-Саломе , 28 июля 1929. Freud – Salome, 199 [182]). В 1932 году Ференци в своем дневнике отметил, что Фрейд однажды сказал: «Невротики – это сброд, годный лишь на то, чтобы давать нам заработок и помогать нам учиться на их болезни» (4 августа 1932 года, Klinisches Tagebuch. Машинописный текст с несколькими рукописными страницами, Freud Collection, B 22, LC, каталогизировано как «Scientific Diary»). Воспоминания Ференци вполне правдоподобны. Разве Фрейд не писал ему еще в 1909 году: «Пац[иенты] отвратительны», но они «дают мне возможность для новых исследований техники»? Авт.

 Здесь и далее цитаты из работы «Будущее одной иллюзии» даны в переводе А. Боковикова ( Фрейд З. Собрание сочинений в 10 томах).

 Фрейд, разумеется, знал о существовании разного типа религий и о разном отношении к вере внутри любой культуры, а также о том, что на протяжении столетий наблюдались радикальные изменения в религиозном мышлении и религиозных чувствах. В работе «Будущее одной иллюзии» он вел речь в основном о религии обычных современных людей, а за подробностями эволюции религиозного мышления отсылал к «Тотему и табу». Авт.

 В «Толковании сновидений» он уже прямо заявлял, что сложная мыслительная деятельность в поисках удовлетворения «представляет собой лишь окольный путь к исполнению желания, ставший необходимым вследствие опыта. Ведь мышление – это не что иное, как замена галлюцинаторного желания» (GW II–III, 572 / SE V, 567). Авт.

 Лучшее, что мог сказать Фрейд о религии, – она обуздывает человека и спасает его от самоубийства. Как он сформулировал в истории болезни «человека-волка»: «Мы можем сказать, что в данном случае религия добилась всего, для чего она вводится в воспитание индивида. Она обуздала его сексуальные стремления, обеспечив им сублимацию и прочную фиксацию, обесценила его семейные отношения и этим предотвратила грозившую ему изоляцию, открыв ему место присоединения к великой общности людей. Дикий, запуганный ребенок стал социальным, благонравным и воспитуемым» (Wolfsmann, GW XII, 150 / Wolf Man, SE XVII, 114–115). Авт.

 Нет никаких документальных подтверждений, что Фрейд читал рационалистический манифест Джона У. Дрейпера 1874 года «История конфликта между наукой и религией» или двухтомник Эндрю Диксона Уайта «История борьбы науки с богословием в христианстве», вышедший в 1896-м и защищавший свободу исследований, но их бескомпромиссные названия (гораздо сильнее, чем более осторожное содержание) напоминают о том, до какой степени рационалистическая позиция основателя психоанализа совпадает с антиклерикальным мышлением XIX столетия и наследует ему – мышлению, корни которого уходят в XVIII век, в эпоху Просвещения. Отношение Фрейда к религии как к врагу полностью разделяло первое поколение психоаналитиков. Попытки его последователей примирить психоанализ с религией не вызывали ни малейшей симпатии у основателя движения и его коллег. В 1911 году, когда Фрейд сообщил Эрнесту Джонсу, что работает над психоаналитическим исследованием религии (он имел в виду очерк, который превратится в «Тотем и табу»), Джонс отреагировал с энтузиазмом. «Очевидно, – писал он, – религия есть последний и самый прочный бастион того, что можно назвать антинаучной, антирациональной или антиобъективной идеологией, и здесь, вне всякого сомнения, мы можем ожидать самого сильного сопротивления и самой жестокой схватки» ( Джонс Фрейду , 31 августа 1911 года. С разрешения Sigmund Freud Copyrights, Wivenhoe). Авт.