Николай Шмелев - В лучах прожекторов

— Заходи вдоль деревни, — скомандовал Гарифуллин. — Еще правее! Так держать! Гитлеровцы в избах! Греются, гады!

— Сейчас зашевелятся, ответил я.

Где-то в стороне засветил прожектор.

Мотор работал на полную мощность. Вдруг спереди у самого винта темноту прорезал сноп огня. Струя светящихся точек стремительно ринулась с земли навстречу самолету. «Крупнокалиберный зенитный бьет», — мелькнуло в голове.

Трасса прошла совсем рядом. Кажется, еще какое-то мгновение — и самолет налетит на эту смертоносную струю. Я откинулся на спинку сиденья. Машину качнуло. Слева тяжело ухнул зенитный снаряд. В этот момент в ушах раздался голос Гарифуллина:

— Сбросил!

Я тут же свалил самолет на левое крыло и, отворачиваясь от зенитного огня, стал терять высоту.

— Разворотило сарай, из которого бил пулемет! Загорелись автомашины! Капут! — крикнул штурман. — Давай домой!

Огненные трассы тянутся к самолету. Совсем близко вспыхивают разрывы снарядов. Еще! Еще! Но это уже не страшно. Самолет нырнул и на бреющем прошел западнее деревни Узорово. Ночь надежно скрыла нас.

— Ну как, Коля? — взволнованно спросил Гарифуллин.:— Жив?

— Жив!

— Бомб маловато! Еще бы заход сделать!

— Ничего! Сейчас другие добавят!

Внизу знакомым пятном проплыл лес. Впереди, за лесом, линия фронта.

Мотор неожиданно перестал работать. Винт завертелся вхолостую. Затем мотор чихнул. Самолет вздрогнул и, словно подраненная птица, клюнул носом.

Чтобы не потерять скорость, не понимая еще толком, что случилось, я сразу же перевел самолет в планирование. В голове вихрем закружились мысли: «В чем дело? Что с мотором?» Рука машинально то убирала, то до отказа посылала вперед сектор газа, но мотор не отзывался. Машина упорно шла к земле. Как-то сразу острее почувствовалась обстановка: ночь, мороз, внизу — территория, занятая врагом. Под крыльями — сплошной черный лес. Неужели первый боевой вылет станет последним?

— Что случилось? — спрашивает Гарифуллин.

— Мотор отказал!

— У, дьявол! До линии фронта еще километра два.

С лихорадочной поспешностью пускаю в ход шприц. На какую-то долю секунды обороты увеличились. Самолет уже почти касается лыжами верхушек деревьев.

— Буду садиться, приготовься! — передал я штурману.

Впереди в черном овале леса мелькнула поляна. Не переставая подкачивать бензин, начал планировать к ней. До земли метра три. И вдруг самолет вздрогнул, мотор захлопал, словно захлебываясь, машина стала набирать высоту.

— Газ! Газ давай! — кричал Гарифуллин. — Жми на сектор!

Мотор взвыл, и самолет, так и не коснувшись земли, полез вверх. Линию фронта пролетели на высоте сорока — пятидесяти метров.

Все это случилось так неожиданно и быстро, что я не успел по-настоящему осознать опасность, которая нам грозила. Было непонятно, отчего перестал работать мотор. Но еще более непонятным было, почему он вдруг заработал снова.

Фронт остался позади. Самолет шел плавно как ни в чем не бывало.

Но что же в конце концов случилось?

Очевидно, эта же мысль не давала покоя и штурману. Он снова обратился ко мне:

— Что же там было?

— Убей, не знаю.

— А как теперь?

— Полный порядок!

— А ну, испытай мотор на всех режимах!

Я убрал газ, затем резко дал сектор вперед до отказа. Мотор работал нормально.

— Наверняка механик чего-нибудь не доглядел, — решил я и подумал: «Ну, доберусь до аэродрома, дам жару Коновалову».

Прошли на бреющем вдоль шоссе и благополучно приземлились.

Коновалов, как всегда, встречал нас возле посадочной полосы.

— Ты почему выпускаешь в воздух неисправную машину? Из-за тебя мы с Гарифуллиным чуть у врага не сели!

Коновалов недоумевающе спросил:

— А что случилось?

— Машина не в порядке, вот что! Мотор отказал!

— Не может быть!

Пришел инженер. Осмотрел мотор. Никаких неисправностей. Стали проверять горючее, оказалось — в бензине вода.

— А я думал все это по твоему недосмотру! — примирительно сказал я механику. Ты не обижайся!

— Обойдется! — согласился Коновалов. — Только в другой раз, не разобравшись, не кричи. Мы, горьковские, за свою работу ручаемся…

— А вот с костромскими или владимирскими или еще каковскими бензозаправщиками из батальона придется все-таки разобраться, — заметил инженер.

Техники тут же слили из баков все горючее, снова заправили и подвесили бомбы.

В эту ночь мы сделали еще три боевых вылета.

После завтрака лейтенанты Ноздрачев, Мишин, Виктор Емельянов и я, придя домой, увидели присевшего на корточки в углу и разбиравшего в чемодане свои вещи младшего воентехника. Заметив нас, он вскочил и, приняв положение «смирно», четко произнес: