Эдгар Кейси - Моя жизнь провидца. Потерянные мемуары

В детстве я любил находиться в одиночестве, и довольно часто у меня бывали товарищи, с которыми я разговаривал или играл, однако другие люди клялись, что никого рядом не видели.

Однажды, когда мне было около девяти лет, тетя спросила меня: «Ну, давай, Эдди. Разве тебе не хочется помочь тетушке собрать немного зелени на обед? Как мне кажется, я видела замечательную дикую горчицу, когда как-то вечером шла по полю от дяди Джима». Поскольку в этот момент мы шли через участок, на котором стоял сарай, где со мной происходило много необычного, — или я думал, что происходило, — я начал рассказывать об этом своей тете.

«Тетя, а я люблю играть в этом сарае, мне здесь очень хорошо и весело!»

«Весело? — переспросила тетя. — Почему тебе весело? Ты еще маленький, чтобы понимать, что такое весело, верно ведь? Что такого забавного в этом старом сарае?»

«Ну, — сказал я, — здесь дедушка обычно держал табак, за который ему так хорошо платили. Вот старая балка, которую он использовал для рычага, чтобы упаковывать табак . [4] Для отправки на рынок заготовленные листья табака надо плотно упаковать в контейнеры, напоминающие большие бочки. Это же так весело — приходить туда и смотреть, как стержень рычага ходит вверх и вниз, а кто-то кричит: „Вверх! Вниз! Вверх! Вниз! Вверх! Вниз!“ А еще там есть гнездо, в котором живет синяя сойка, сегодня утром я видел, как она строила это гнездо. В гнезде уже лежит одно пестрое яйцо. А еще я видел крапивника, он смотрел на рог, которым дедушка обычно созывал парней с поля».

«Но, — ответила тетя, — они уже давно не паковали там табак, и в любом случае я уверена, что ты никогда не видел, как пакуют табак».

«Но я видел! — уперся я. — Каждый день, когда я хожу туда играть, я вижу там дедушку, а кроме того, туда приходят поиграть со мной много маленьких мальчиков и девочек, они могут забираться в этом сарае куда угодно и рассказать мне обо всем, что происходит в каждом его уголке!»

«Эдди, ты не должен позволить своему воображению играть с тобой такие шутки! Ты просто придумал все это! Разве ты не знаешь, что придумывать разные истории — безнравственно и грешно?»

«Что такое „безнравственно и грешно“, тетушка? Я играю с детьми, которых знаю; я вижу дедушку, и он разговаривает со мной — так же, как он говорит с работниками, которые прессуют табак. Что здесь плохого? Я вижу это, и мне это очень нравится! Почему это греховно? Разве безнравственно и греховно то, что я вижу их и говорю, что я их вижу?»

«Если бы ты видел их, то все было бы в порядке, — сказала тетя, — но их там нет. Твой дедушка умер вот уже шесть лет назад, а мертвые люди не прессуют табак. Поэтому греховно говорить, что ты на самом деле видишь их. Мне придется поговорить об этом с твоей матерью».

«Но мама тоже видит детей! — сказал я. — Только ее не было здесь, когда дедушка прессовал табак».

«Я не верю этому! Ты просто плохой мальчик, который любит придумывать всякие глупости! Я поговорю с твоей матерью. Она не должна поддерживать эти твои дурачества!»

Мы пришли на поле, там было очень много дикой горчицы. Мы набрали полную корзинку. Вернувшись к сараю, тетя снова спросила меня: «Почему ты говоришь, что тебе нравится играть в старом сарае?»

«Потому, — сказал я, — что у меня там очень много друзей, с которыми я играю, и там дедушка, он очень веселый. Он рассказывает мне много забавных историй о том, что происходило перед [гражданской] войной, в течение войны и позже».

«Ты уверен, что это твой дедушка?»

«Конечно, это дедушка! Я ощупал его бакенбарды и бороду — так я обычно отличал его от бабушки, когда было темно».

«Конечно, ты очень странный ребенок, — сказала тетя. — Я поговорю с твоей матерью. Нельзя, чтобы это продолжалось, а еще люди узнают, что ты не в себе. У меня мурашки по спине бегают, когда ты говоришь подобные вещи!»

«Кэрри, — сказала она тем вечером, — почему Эдди говорит, что ты видишь детей, с которыми он играет в сарае? Поблизости нет никаких детей. Тебе стоит отвести ребенка к доктору, мне кажется, что он не в себе! Возможно, он не совсем нормален!»

«Но, Лу, я видела детей, о которых говорит Эдди. Они не могут навредить ему, я уверена».

«И чьи же это дети?»

«Я не знаю. Мне они кажутся очень хорошими, и я думаю, что Эдди способен на то, о чем мы читали, но что не может произойти с нами. Я молюсь об этом, Лу, и я уверена, что это не может принести никакого вреда».

«А что ты скажешь о том, что, по его словам, он видит и говорит с дедушкой? Ты же понимаешь, что этого быть не может! А что скажут соседи, когда услышат обо всей этой глупости? Вы должны устроить этому мальчику хорошую трепку и прекратить все эти потусторонние дела, как бы ты это ни называла!»