Мария Дмитренко - Веласкес

В пустынных предгорьях закипела работа. Главным архитектором был назначен Хуан де Толедо, а после его смерти Хуан Эррера. Постепенно, словно из земли, росло грандиозное здание, достойное «демона южных стран» и могущественного владыки мира.

Из разных концов империи везли в этот край материалы. Прекрасный, словно подернутый дымкой, беловато–серый пералехосский гранит, мрамор — белый, коричневый, зеленый с красными прожилками — из Гранадских, Араских, Филабрейских гор, яшму из каменоломен Бурго де Осма. Караваны судов доставляли в испанские порты ценнейшие сорта строительного леса с Вест — Индских островов. Все поглощало ненасытное чудовище, которое обошлось короне в 6 миллионов дукатов! Строительству, казалось, не будет конца. Умирали короли, а дворец оставался недостроенным. Вот вытянулись гладкие, широко раскинувшиеся фасады Эскориала с часто прорезанными окнами, число которых доходило до 2600. Четырехугольник дворца строили без украшений, только главный вход был подвергнут архитектурной обработке и представлял собой монументальное двухъярусное сооружение с 8 массивными дорическими и ионическими колоннами, с классическим фронтоном, аттикой и триглифным фризом. Застраивалась постепенно и внутренняя часть — геометрический лабиринт из 16 дворов. Все сооружение имело 2673 окна, 1940 дверей, 1860 покоев, 86 лестниц, 89 фонтанов, 51 колокол. Дворец был построен. Оставался незавершенным лишь Пантеон.

Веласкес вошел в заколдованный город Эскориал. Сопровождавший его по поручению дона Фонсеки монах повел гостя сводчатыми коридорами, серыми гранитными галереями, какими–то тайными ходами вдоль внутренней двухъярусной галереи, где дорические и ионические колонны чинно несли стройные полукруглые арки.

В главном соборе, как и везде, их встретила гулкая тишина. Шум шагов четко повторялся под гигантским куполом храма. Двери собора открывались лишь для избранных. В глубине придела, в темном углу, на краю самой задней из общих скамей, монах показал дону Диего место императора Филиппа II. Позади скамьи — маленькая, незаметная потайная дверь, рядом в стене храма — крошечное окошечко.

— Великий король Филипп II, да будет ему царствие на небесах, — негромко говорил монах, — думал о своих подданных даже в церкви. Во время долгих служб ему через окошечко подавали для просмотра бумаги, передавали сводки о военных действиях.

Веласкес тем временем думал о том, что король хотел казаться перед богом самым маленьким из грешников, великий король–католик, свершивший столько деяний в угоду любимой матери церкви!

Во внутренних двориках стояли статуи — превосходные скульптуры греческих мастеров. Картинная галерея дворца была, пожалуй, одной из самых богатых в Европе. Более тысячи пятисот полотен насчитывалось в ее залах. Кроме этого, немало сокровищ таил в себе «Реликарио» — там находились изделия из золота и серебра с вкрапленными в них драгоценными камнями, лежало евангелие со страницами из чистейшего золота.

Осмотрев все возможное, дон Диего принялся за работу, и вскоре комната, отведенная ему в доме Фонсеки, сплошь была заставлена копиями Леонардо, Веронезе, Рафаэля, Рубенса и других великих мастеров. У них учился он, совершенствуя свое мастерство. Особенно нравился ему Тициан. Возможно, что именно в этот период под воздействием Тициана и венецианских живописцев палитра Веласкеса приобрела новые живописные качества, стала более светлой и прозрачной.

Время бежало, но дон Хуан де Фонсека пока не приносил утешительных вестей. В его доме, как и в севильском доме Пачеко, часто собирались гости. Нередко захаживал сюда литератор дон Луис де Гонгора Арготэ [22] Луис де Гонгора Арготэ ( 1561–1627) — писатель и поэт, создатель литературного направления «Культурные люди», которое требовало от произведения особой изысканности, вычурности, что соответствовало вкусам испанской аристократии конца XVI века. , друг молодости Пачеко. Он подолгу беседовал с доном Диего о Севилье. Маэстро начал писать его портрет.

Через два месяца Веласкес прощался с Мадридом, его широкими площадями и улицами, прекрасными дворцами и их коллекциями. К сожалению, мечту покорить столицу пока приходилось оставить. Граф Оливарес никак не мог добиться у короля аудиенции для художника, а доброжелательный дон Фонсека срочно должен был выехать в Италию. Но Веласкес не отчаивался: впереди была еще целая жизнь.