После окончания массовых операций комиссия, созданная для приема — передачи дел НКВД от Ежова к Берии, констатировала в акте многочисленные «нарушения законности» в период их проведения. И, в частности, в широком применении «без разбора» массовых избиений с целью выбивания показаний и «признания». Подверглась критике работа троек за «серьезные упущения», и двойки, рассматривавшей «альбомы» по национальным операциям. Отмечалось, что часто за одно единственное вечернее заседание (двойки) рассматривалось от 600 до 2 тысяч дел. В акте утверждалось, что работа так называемых милицейских троек вообще была незаконной: «Было приговорено около 200 тысяч человек сроком до 5 лет через так называемые милицейские тройки, существование которых не было узаконено». Хотя в действительности этот вид троек существовал с мая 1935 года и они были организованы согласно приказу НКВД СССР [48] См. док. №18.
. Объяснялись эти передержки лишь тем, что Сталин и его окружение стремились взвалить вину за все эксцессы в ходе массовых операций на Ежова и его людей в НКВД.
Комиссия по приему — передаче дел в НКВД пыталась определить, что было законным (правильным), а что незаконным — проводилось с нарушениями директив центра. Но это не имело смысла. По единственной причине: вакханалия арестов и массовых казней, захлестнувшая страну, в основе своей имела антиправовые и «людоедские» директивы и установки центрального руководства — Сталина и его Политбюро. Именно они и были главным источником беззакония. То, что происходило на местах в ходе Большого террора, не может не ужасать. Как позже показал на допросе сотрудник оперативного сектора НКВД Тюмени, аресты производились произвольно — люди арестовывались за принадлежность к «враждебным» группам, которые реально не существовали. Тройка вполне соглашалась с оперативной группой НКВД: «На заседании тройки преступления обвиняемых не расследовались. Иногда я в течение часа докладывал тройке о делах в отношении 50–60 человек». Позднее этот же сотрудник из Тюмени дал более подробное описание того, как оперативная группа приводила в исполнение вынесенные тройкой приговоры по «первой категории». Их расстреливали в подвале, в особом помещении со стенами со специальным покрытием, выстрелом в затылок, за которым следовал второй выстрел в висок. Тела вывозили на кладбище за городом. В Тобольске, куда этот же сотрудник был переведен в 1938 году, расстрелы и захоронения производились прямо в тюрьме; из-за недостатка места тела наваливали друг на друга {476} 476 Гольдберг Г. Слово и дело по-советски: Последний из НКВД. С. 85–87.
. Служащий НКВД Саратова дал аналогичное показание: «Основное указание было создать как можно больше дел, рассмотреть их как можно быстрее с максимальным упрощением процедуры следствия. Что касается “лимитов”, то начальство требовало включать всех приговоренных и всех задержанных, даже если к моменту задержания они не совершили какого-либо конкретного преступления» {477} 477 Hagenloh P. Socially Harmful Elements and the Great Terror // Fitzpatrick S. Stalinism: New Directions. London, 2000. P. 301.
.
После ареста заместитель Ежова, Фриновский, пояснил, что массовый террор создал три типа следователей — «следователей-колольщиков», «колольщиков» и «рядовых» следователей. Основой работы было заставить арестованного признать свою вину — «расколоть», а уж дальше «синтезировались» протоколы и еще до того, как их подпишет арестованный, они проходили редактуру и «корректировались» руководящими работниками НКВД, вплоть до Ежова, которые четко знали какое направление задать следствию {478} 478 Лубянка. Сталин и НКВД-НКГБ-ГУКР СМЕРШ 1939 — март 1946. Архив Сталина / Под общ. ред. акад. А.Н. Яковлева; сост. В.Н. Хаустов, В.П. Наумов, Н.С. Плотникова. М, 2006. С. 45–46.
.
Как позже объяснял один из следователей, если кто-либо был арестован по приказу Ежова, то они были заранее убеждены в его вине, даже если доказательств не хватало. Они «пытались получить признание от подследственного с использованием всех возможных средств» {479} 479 Starkov В. A. Narkom Ezhov // Getty J. A., Manning R.T. Stalinist Terror. New Perspectives. Cambridge, 1993. P. 33; Правда. 1988. 29 апреля.
. После ареста бывший заместитель начальника НКВД по Московской области А.П. Радзивиловский цитировал высказывание Ежова о том, что если доказательств не хватало, то показание следовало «выбивать». Как утверждал Радзивиловский, показания добывались, «как правило, в результате истязаний арестованных, широко применявшихся как в центральном, так и в периферийных аппаратах НКВД» {480} 480 M. H. Тухачевский и военно-фашистский заговор // Военно-исторический архив. 1997. Вып. 2. С. 55–56.
.
Читать дальше