Михаил Дмитриев - У тихой Серебрянки

— Да это же Мария Нестеренко! — Карп Михайлович на полуслове обрывает рассказ, и мы торопимся навстречу старой женщине.

Она узнала нас. Не скрывая радости, старушка смеется и плачет одновременно, ласково прижимая нас к груди, словно родных детей. А мы целуем ее руки, которые подавали нам хлеб, испеченный специально для партизан, подавали криничную воду, перевязывали раны. Многое делали они, женские руки, в те суровые дни.

Дети обступили нас. Раздается один несмелый вопрос, второй — и потекла непринужденная беседа у обелиска. Вспомнила Мария Степановна Ивана Герасимова, Игоря Савицкого, Семена Скобелева, Матвея Шаройко, Ивана Кудрицкого, Григория Бычинского, Николая Петроченко. Их нет в живых, они погибли в этих лесах.

Минута молчания, и снова вопросы, теперь уже к Карпу Михайловичу, ко мне, к Филиппу Карповичу. Мы рассказываем, что Журавичский подпольный райком партии к осени 1943 года объединял 201 коммуниста, а райком комсомола — 602 комсомольцев. Из нашей бригады выделилось три отряда — имени Чкалова, имени Кутузова, имени Котовского. Они объединились в 1-ю Буда-Кошелевскую бригаду и расширили свое влияние на соседние районы.

Тщательно записывают ребята эти факты в свои дневники. И вот уже горнист трубит сбор. Еще не затихло лесное эхо, а длинная цепочка выстроилась у обелиска на Линейку памяти. Бережно ложатся цветы на гранитную плиту. Детские руки застывают в пионерском салюте.

Рядом с нами — Мария Степановна Нестеренко. Свежий ветер шевелит ее седые волосы. Светлые две слезы вдруг появляются в уголках ее глаз, но тут же прячутся в густой сетке морщин. О ком-то вспомнила она сейчас…

И вот снова мы у автобусов. Прощаемся.

Некоторое время ребята едут молча. Увиденное и услышанное овладело сердцем каждого. Дорога тянется через кустарник, затем выходит к широкому разливу пшеницы. Когда-то здесь был болотистый луг, и мы, выпачканные в грязи, ползли и ползли вон к тому мосту. Спички отсырели, никак не поджечь бикфордов шнур. Выручил Максим Автушков. У него всегда был с собой кремень, кресало и трут.

Но вот наши машины выскакивают на добротную асфальтированную дорогу Довск — Рогачев. С двух сторон над шоссе нависают ветви белоствольных берез, и автобусы катят под зеленым шатром. Жара сменяется приятной прохладой.

Прошипели шины по длинному мосту. Тому самому, что уничтожали в сорок третьем. Только теперь он из бетона, а не деревянный.

Снова автобусы ныряют под зеленый березовый навес. Раздается чей-то голос:

— А куда мы сейчас едем?

— В деревню Святое, — отвечаю, сам еще занятый далеким прошлым.

— А кого вы там знаете?

— Женю Езепова…

В 1941 году после девяти классов он окончил в Журавичах курсы киномехаников. Началась война, и Женя вместе с военнообязанными пошел на призывной пункт. Военком, уставший от бессонницы и постоянных просьб принять в ряды Красной Армии, сурово сказал:

— Молод еще. Придешь через полгода…

Но он добился-таки, чтобы зачислили бойцом истребительного батальона. Рыл вместе со всеми окопы, строил блиндажи, а ночью дежурил на перекрестке дорог, у важных объектов. Однажды Езепов заметил, что незнакомый лейтенант в милицейской форме почему-то часто появляется у хлебопекарни. Задержанный оказался фашистским диверсантом.

Накануне дня оккупации района отец сказал Жене:

— Собирайся, сын. Пойдем на восток — со всеми не пропадем.

Евгений Езепов прошел курсы подрывников, и летом 1942 года вместе с двумя товарищами его отправили во вражеский тыл. Часто выходили на операции. То машину подорвут на шоссе, то повредят телефонную связь. Бывало, по целым дням сидели в засадах, подсчитывали автомашины, идущие к фронту, записывали их номера и знаки.

В конце 1942 года Женя стал командиром диверсионной группы. Веселого, неустрашимого, его любили партизаны. 17 эшелонов с живой силой и техникой врага спустил он под откос. За очередным долго охотилась группа Езепова. Гитлеровцы усилили охрану дороги Жлобин — Гомель, у насыпи через каждый километр соорудили дзоты с круговым обстрелом. Да и в придорожной полосе сновали дозоры, сидели в засаде фашисты.

А все-таки партизаны подобрались к полотну, заложили взрывчатку. Через час и 18-й эшелон полетел под откос.

Диверсионная группа благополучно миновала придорожную полосу, но возле деревни Святое, теперь Кирово, наскочила на фашистскую засаду.

Командир приказал отходить в лес, а сам схватил у товарища ручной пулемет и залег невдалеке от опушки. Гитлеровцев оказалось много, но патроны через полчаса кончились. Женя разобрал пулемет, разбросал его части. А когда фашистская цепь во весь рост пошла на смельчака, швырнул гранату.