Михаил Дмитриев - У тихой Серебрянки

— Все будет, — сказала Язикова. — Ты делай главное: чтобы знали они, она кивнула в сторону леса.

Нашему подпольщику комсомольцу Михаилу Лукашкову долго объяснять план не требовалось.

— Будет все сделано! — словно отрапортовал он.

Михаил пообещал поговорить с матерью, а братишке Николаю и сестренке Нине рассказать, как надо вести себя на «именинах».

От него я тотчас же пошел к Михаилу и Броне Прохоровым. Они все еще жили на берегу Серебрянки, в колхозной бане, скрытой от деревни густым ольшаником Чем не самое лучшее место для встречи партизан, когда те пойдут к нам? Прохоровы должны их встретить.

Под предлогом, что для именин нужна водка, я на подводе отправился по шоссе в сторону Довска, а через километр свернул на санную дорогу в Юдичи, оттуда — в Хвощ.

Вот и партизанский лагерь. Просторная штабная землянка, посередине стол из наскоро сколоченных досок. И Белых, и Дикан, и Будников как раз на месте. Подробно информирую их, излагаю свой план. Они одобряют его. С тех пор как назначили Будникова начальником особого отдела, его задания стали для меня обязательными.

«Именины» шли как по сценарию. Полина Архиповна, мать Лукашкова, умела угостить, создать непринужденную обстановку, чудесно рассказывала разные забавные истории, которые всегда были к месту, вызывали веселье. Чуть охмелев, мы принялись петь песни, конечно, народные. Какие же еще?

Потом танцевали под музыку надтреснутых, охрипших пластинок. А партизан все нет и нет. Я уже опасался: а вдруг что случилось по дороге? Но вот раздался громкий стук в дверь. Тишина моментально воцарилась за столом.

Дверь протяжно скрипнула, впустила клубы морозного воздуха и показался… полицейский Яков Янченко. Уж действительно принесла его нечистая сила!

А Ковалева обрадовалась. Она тут же взяла инициативу в свои руки. Запела «Последний нонешний денечек», потом пошла танцевать «барыню» и «сербиянку», даже принялась гадать на картах.

— Вот черт, второй раз пришел туз пиковый и такая же десятка с шестеркой! — жаловалась она, а я боялся, что вдруг испугают ее карты и Груня уйдет.

— Да вы же сами — пиковая дама, вот и приходят все одной масти, стараюсь убедить Ковалеву.

Она еще раз бросила — трефовая масть осталась на столе.

— Никого не боюсь! — капризно заорала она, уже изрядно охмелев. — А кого мне бояться?!

Будто в ответ на ее слова, раздался стук в окно. Все смолкли, насторожились. Я взглянул на ходики: было одиннадцать часов вечера. Поздненько же, однако…

Еще резче, требовательнее повторился стук. Из-за стола поднялась хозяйка дома, а за ней полицейский Янченко. Я увязался за ними. В коридоре посоветовал Янченко лезть на чердак: мол, не бойся, не выдадим. Тут еще и хозяйка подтолкнула к лестнице полицая, и он покарабкался наверх.

Вдвоем с Полиной Архиповной вышли во двор. У стены стояли Семен Скобелев, Иван Герасимов и Аркадий Ковалев.

— Слушайте меня, — прошептал я. — Двое — с нами в дом, один — в охранение. Для вида надавайте всем подзатыльников. У двери не жалейте пинков. Да еще пригрозите, чтобы не веселились, когда вокруг люди плачут. А Груню Ковалеву поблагодарите, что изъявила желание добровольно пойти в партизаны. Да еще вот что: на чердаке сидит полицейский Янченко, его не трогать. Он будет невольным свидетелем.

— Понятно, — ответил Скобелев. — Пошли!

Через несколько минут все участники «именин», получив подзатыльники и пинки, повыскакивали на улицу и, как ошпаренные, побежали к своим домам. А Ковалеву партизаны уводили под руки.

Меня же до самого дома сопровождал Иван Герасимов, с которым мы успели подружиться.

— Да покрепче ругай меня, — шепчу ему. — И бей как следует. Во-он, видишь, кто-то навстречу идет.

— Ну, ладно, попробую разочек. — И тут так дал мне в грудь, что я очутился в сугробе.

Спустя четверть часа я входил к Прохоровым в низкую дверь бани. Тут уже были Антонов и Бердников. Они крепко пожали мне руку. Арсен Степанович сказал, чуть улыбнувшись:

— Чисто сработали.

Услышав это, Груня Ковалева упавшим голосом залепетала:

— Теперь я пропала. Опоздала…

Очная ставка Ковалевой с коммунистами, томившимися в застенках жандармерии в Черикове, сорвалась.

На следующий вечер партизаны обошли каждый двор в Серебрянке — собирали советские деньги и облигации государственных займов на строительство танковой колонны «Партизан Белоруссии». Хозяевам в конце беседы говорили:

— Ну, спасибо! Мы пойдем в соседнюю хату, а вы уж отнесите деньги и облигации во-он той дамочке. Да вы ее знаете — Груня Ковалева. Она в свою сумку собирает. Хоро-ошая у нее сумка!