Андрей Ветер-Нефёдов - УБИТЬ СТИВЕНА КИНГА

В 2006 году «Голос бездны» вышел в красивой обложке, под которой помещались три повести про Сергея Лисицына. С 1998 года минуло восемь лет. Разве столько должна пробиваться книга к читателю, особенно если учесть, что книга развлекательная и что нет надобности как-то особенно рекламировать её? Русский триллер – так было указано на обложке. Я бы не горевал, если бы «Голос бездны» вообще не опубликовали, это не потеря для отечественной культуры. Однако в обстоятельствах, когда ежемесячно на прилавки выбрасываются сотни наименований всевозможной муры, в сравнении с которой «Голос бездны» может считаться блистательным сочинением, сложная судьба этой скороспелой поделки удивляет. Так что начинающим писателем нужно помнить, что звёзды играют важную роль в творческой жизни. Поэтому я рекомендую заниматься писательством для себя, а уж если судьба не проявит особых капризов, то книга будет опубликована и даже станет любимой читателями.

Это будет самая короткая глава…

Однажды пришла мне в голову мысль снять фильм об Аляске. Знаю, что мало кто понимает, насколько это звучит амбициозно. Но это было не просто амбициозно, а умопомрачительно, если принять во внимание, что «снять фильм» я решил, будучи школьником. Я учился в восьмом классе московской школы № 449. У меня была кинокамера 8 мм (обращаю внимание на слово «кино», потому что «видео» в то время не существовало в помине). Каждая кассета с плёнкой имела продолжительность 2,5 минуты. Скажем прямо, что это очень мало, чтобы воплотить хотя бы какую-то идею об Аляске, живя в Москве, в районе Измайлово, в интернате КГБ СССР и т.д… Я привлёк к участию в фильме двух моих интернатских друзей – Ваню Бурлакова и Стаса Оболенцева. Нашей Аляскинской декорацией служили огромные сугробы вокруг зелёного деревянного забора, обрамлявшего территорию интерната, которого давно не существует. Ваня и Стас колотили друг друга кулаками и больше ничем не занимались. Часть сцены мы сняли за пределами интерната, а часть снимали внутри, возле здания медицинского изолятора. Из окошка за нами наблюдала Галя Ашчьян. На её очаровательном армянском лице выражалась вся глубина недоумения, которая может охватить человека при виде бессмысленной молотильни кулаками по плечам и голове, потому что она не сразу поняла, что это не настоящая драка, а инсценировка.

Теперь вы должны понять главное: почему я пишу об этом «ужасе».

Дело в том, что я был убеждён, что все зрители увидят Аляску, а все увидели Стаса и Ваню, мутузивших друг друга на фоне нашего интернатского забора. Увидели в на метровом экране в учебной комнате, где была устроена официальная премьера нашего «фильма». Увидели только Стаса и Ваню. Я вынужден был долго втолковывать зрителям, что дело происходит на Аляске, что драка завязалась из-за мешочка с золотым песком… Все от души смеялись… И всё…

Публичный показ завершился оглушительным провалом.

Почему?

Я был уверен, что все увидят то, что видел я. А я видел… Нет, так не объяснить… Я жил в то время в мире Джека Лондона, читая и перечитывая подряд его книги одну за другой. И если я смотрел на заснеженное дерево, то это было дерево Клондайка. И вокруг того дерева тянулись снежные равнины и горы. Вокруг не громоздились дома и не громыхали трамваи. Стасик и Ваня не играли для меня – они были персонажами, вышедшими оттуда. Правда, они не знали об этом и просто развлекались. Смотря на них через окуляр крохотной кинокамеры, я заглядывал в другой мир, но никто другой не знал этого. Все видели только Ваню и Стаса. Все видели двух пятнадцатилетних подростков в современной одежде, а для меня они были взрослыми мужчинами, закалёнными старателями, матёрыми убийцами. Я также видел высокие горы над еловыми лесами, где их не было и не могло быть на самом деле. Я был убеждён, что сброшенные за спину шапки-ушанки загипнотизируют всех, что они будут «окном», сквозь которое откроется всё остальное…

Однако шапки-ушанки остались для моих зрителей тем, чем они были. Я понял это не сразу, а много лет спустя, когда случайно вспомнил об этой киноплёнке, давно превратившейся в труху. И это понимание стало для меня «ключом» к новому пониманию: если вы что-то видите, это не означает, что другие видят то же самое. В первую очередь это касается воображения, ибо воображение – штука тонкая, почти несуществующая. Дверь, куда легко входите вы, не обязательно открывается для других. Вы, как художник, должны создать этот мир, потрудиться над его деталями, чтобы они убедили вашего читателя (или зрителя) в реальности того, что вы предлагаете.