Константин Оберучев - В дни революции

Новой России не страшна была, правда, контрреволюция, выступление старых сил, недовольных приходом новых деятелей. У них, этих старых сил, не было почвы под ногами, не было на кого опереться, ибо очень уж измучены были все старым произволом. И контрреволюция, в её обычном понимании, не угрожала молодой России.

Равным образом, не страшны были молодой России и попытки революционных авантюристов вести перманентную революцию, хотя эти последние опирались и опираются как будто на широкие массы взбудораженного народа, которому они выкидывают очень понятные и весьма приемлемые лозунги. Молодой России они не страшны.

И это утверждение я позволяю себе делать в то время, когда Россия переживает серьёзный кризис, и когда на улицах многих городов происходит гражданская война, когда всюду царит анархия, и революция приняла кровавые формы междоусобной войны и грозит в потоках крови затопить с таким трудом, ценою вековой борьбы лучших сынов России, только что добытую свободу.

Я позволяю себе утверждать это потому, что меня не оставляет вера, что гипноз пройдёт, и стремление к нормальной здоровой жизни приведёт, наконец, страну к прекращению междоусобицы и восстановлению необходимого порядка для воссоздания действенной жизни свободных граждан новой России.

Повторяю, этот этап необходимо было пройти, -- слишком малокультурны мы были, и слишком долго угнетало нас старое правительство, делавшее всё возможное, чтобы не дать народу образования и отдалить его от всех завоеваний культуры. И приходится теперь самому народу кровью своей, проливаемой в междоусобной войне, вызванной революционными авантюристами, расплачиваться за грехи старой царской власти.

Но если мне не представляются слишком опасными для дела свободы и революции мятежные выступления ни справа, ни слева, то я вижу глубокую и серьёзную опасность.

Она в следующем.

Продолжительное бесправие русского народа не могло не оставить глубоких следов в жизни его. Само собою разумеется, что оно не могло не отразиться на многих сторонах жизни и в пореволюционный период.

Привычка работать за страх или из жажды наград тоже отразилась на нравах и обычаях наших.

И вот, когда оковы рабства спали, и народам России революцией была предоставлена вся сумма прав, то в сознании самых разнообразных слоёв это претворилось чрезвычайно своеобразно.

Предо мной, как военным комиссаром и затем командующим войсками киевского военного округа, с самого начала революции и почти до последних дней проходила людская волна.

Ко мне в кабинет приходили все, кто только хотел. И старый, поседевший генерал, и молодой прапорщик, только что оторванный от школьной скамьи, и солдат с фронта, усталый и загорелый от лучей солнца, ветра, и непогоды, и тыловой солдат, сумевший провести всю войну вне фронта, недавно призванный молодой солдат, и сорокалетние и старше, приходили и чиновники, и рабочие, и работницы и банкиры, и промышленники... Приходили и по своим личным делам и по поручениям организаций, комитетов, советов, по делам общественным.

И кто бы ко мне не приходил, барышня в шляпке или работница в платочке, изящно одетый молодой человек, или в простом платье маляр, по своему делу или общественному, все без исключения говорили одно и тоже:

-- Дай!

Я только и слышал от всех, приходивших ко мне граждан и гражданок:

"Мы имеем право это получить", "Вы обязаны нам это дать", "Мы имеем право это требовать", "Вы обязаны наше требование выполнить", и. т. п.

Революция и её завоевания отобразились в сознании решительно всех в виде суммы безграничных прав, и все наперерыв стремились осуществить эти свои вновь завоёванные права.

Но никому из приходивших ко мне масс людей не приходило в голову, что у граждан существуют не только права, но и обязанности, и что, чем больше прав, тем гораздо значительнее обязанности, и что именно новой строй жизни молодой России требует от всех полного напряжения сил в постоянной работе на общее благо, включая до принесения себя в жертву.

И вот именно это обстоятельство, что от революции громадным большинством граждан взято только понимание и признание своих прав, но не обязанностей, является наибольшей угрозой самой революции и свободе.

Именно этим объясняется чуть ли не откровенно пущенный лозунг: "Рви, что можно". Этим объясняются и повышенные требования служащих и рабочих, как в смысле чрезмерного увеличения заработной платы, так и в смысле сокращения числа рабочих часов, и национальные устремления к осуществлению немедленно и во всех областях и формах автономии и самостоятельности ещё до решения этого вопроса Учредительным Собранием, сорванным в настоящее время последним выступлением большевиков, сыгравших на том же: "Рви, что можно".