Самолет меняет курс. Несколько минут полета — и внизу Симферополь. Идем правильно... Место высадки — район горы Черной. На самолете зажигаются условные огоньки — сигнал партизанам. Ждут они нас или нет?.. Все припали к иллюминаторам, вглядываясь в темноту.
— Смотрите, вон огонек!.. А вот второй, видите? — заглушая шум моторов, кричит один из разведчиков.
В самом деле, внизу, на земле, один за другим вспыхивают яркие огоньки костров, выложенных формой «конверт». Все улыбаются: нас ждут. Летчик делает еще один заход, уточняя место, а на следующем заходе, после ревуна-сигнала на высадку, первым покидает самолет капитан-лейтенант Глухов, потом один за другим и все остальные разведчики. Последними, предварительно сбросив тюки с продовольствием, прыгаем мы с сержантом Морозовым.
— Ничего тут не осталось?..
— Нет, все сбросили.
— Тогда я пошел, — говорит Морозов и, словно ему предстоит перейти всего-навсего в соседнюю комнату, скрывается в черном четырехугольнике распахнутой двери. Вслед за ним выбрасываюсь и я.
Несколько минут стремительного, захватывающего дух падения. Потом резкий толчок. И уже плавный спуск под широким шелковым зонтом парашюта.
Вся группа благополучно приземляется неподалеку от костров. Только мне не повезло. Мой парашют зацепился за сосну, хорошо еще, что сосна была не очень высокая. И все же пришлось немного поболтаться, пока, обрезав стропы, я наконец-то не очутился на земле.
Крепкие, дружеские объятия партизан, поцелуи, расспросы... Уже более года оторванные от Большой земли, партизаны с жадным вниманием слушают каждое наше слово. Любая обыденная мелочь, которой там, на Большой земле, порой не придают значения, здесь вызывает самый живой интерес. И только ответив на вопросы одного, тут же приходится повторять почти все с самого начала другому.
Прошло не меньше часа, пока, наконец, мы с капитан-лейтенантом Глуховым смогли остаться наедине с командиром южного соединения крымских партизан Михаилом Андреевичем Македонским — невысоким [137] плотным человеком, внешне ничем не выделявшимся среди других партизан.
— Что, еще не совсем заговорили вас наши хлопцы? — спрашивает он с добродушной улыбкой. — Это у нас каждому приходится испытать, кто «оттуда» прибывает.
Мы, несколько смущенные таким радушным приемом, не знали даже толком, что ему ответить. Македонский продолжал:
— Так перейдем к делу. О вашей будущей деятельности я предупрежден. Связывать вас нашими порядками не будем. Ну, а если потребуется какая-нибудь помощь, всегда готовы...
И действительно, сколько раз потом партизаны оказывали нам неоценимую помощь в выполнении заданий командования. Да и не только партизаны.
В деревне Мангуш я познакомился с семьей колхозника Бориса Николаевича Павленко. В разговоре удалось выяснить, что кто-то из их родственников живет неподалеку от Саки, где у гитлеровцев был большой аэродром, на который нашим разведчикам никак не удавалось пробраться. А данные об этом аэродроме были очень нужны. Во второй или третий свой приход к Павленко я прямо попросил хозяина дома сходить к своим родственникам и узнать все, что нам требовалось об аэродроме.
— Мужу это будет не так сподручно, — ответила хозяйка дома тетя Ксения. — К мужикам фашисты особенно придираются. Лучше я туда схожу. В случае если что и случится, какой с бабы спрос?..
И пошла. Через четыре дня я получил от тети Ксении такие данные об интересующем нас аэродроме, каких самому бы мне, пожалуй, долго не удалось раздобыть.
Впоследствии тете Ксении в выполнении наших заданий, кроме мужа, стали помогать еще младшая сестра и брат. Никогда ни о чем не расспрашивая, зная, только, что данные, которые они сообщали нам, нужны Советской власти, четверо простых колхозников скромно делали свое патриотическое дело. А узнай об этом враг, им не миновать бы пыток и смерти.
Таких семей, как семья Павленко, было много. В многодневных походах по тылам врага, выясняя [138] месторасположение гитлеровских батарей и складов, сутками отсиживаясь где-нибудь на скале или в кустарнике и подсчитывая самолеты на аэродромах, участвуя в диверсионных операциях, — во всех этих будничных заботах каждого из разведчиков проходили месяц за месяцем. И вдруг в начале декабря того же 1943 года, во время очередной передачи командованию собранных разведданных, на мое имя была получена радиограмма, в которой предлагалось связаться с руководителем севастопольской партийной подпольной организации Сашей Орловским (это была подпольная кличка Василия Дмитриевича Ревякина).
Читать дальше