Ариадна Эфрон - История жизни, история души. Том 2

А мне уже давно некому сказать: «а помнишь?» — хотя бы это сказать! и иной раз трудно превозмогать то, что принято называть одиночеством. Я говорю «то, что принято называть», потому что, несмотря ни на что, одиночества своего не ощущаю в полной мере; но ведь на самом-то деле происходит это только благодаря памяти и воображению - ценностям бесплотным, а у бесталанных ещё и бесплодным...

Так что Вы ещё вполне - кум королю, и да будет так, и тьфу-тьфу не сглазить, и храни Вас Бог, Е<���лена> В<���ладимировна> и... обстоятельства!

Сегодня - первый день на тридцать шестой год с того 27 августа 1, когда я в последний раз видела своих близких; на заре того дня мы расстались навсегда; утро было такое ясное и солнечное - два приятных молодых человека в одинаковых «кустюмах» и с одинаково голубыми жандармскими глазами увозили меня в сугубо гражданского вида «эмке» из Болшева в Москву; все мои стояли на пороге дачи и махали мне; у всех были бледные от бессонной ночи лица. Я была уверена, что вернусь дня через три, не позже, что всё моментально выяснится, а вместе с тем не могла не плакать, видя в заднее окно

машины, как маленькая группка людей, теснившаяся на крылечке дачи, неотвратимо отплывает назад — поворот машины и — всё. Слёзы мои пересохли за 35 лет, всплакивать случалось только от злости; та беда терзает меня всухую и — кому повем?

Нынче зимой решила «вплотную» заняться маминым архивом, начать по частям передачу его в ЦГАЛИ; неровен час помрёшь - чего хитрого? и оставишь все эти сокровища беспризорными. Нельзя. Так что пожелайте мне сил на это. Легко ли отдавать всё это - живое! -«в казённый дом»? Но иного выхода нет...

Наше небывшее лето подходит к концу, начавшись, по сути, лишь в последней декаде августа. Сейчас стоят теплые, солнечные — когда выпростаются из утренних туманов - дни. Начинаю собираться восвояси, а это - каждый раз адский труд и адские же трудности; надеемся быть в Москве между 15 и 20 сентября...

Всего вам обоим самого доброго! Обнимаем вас сердечно: сил вам, удач вам! А<���да> А<���лександровна> шлёт привет.

Ваша АЭ

127 августа 1939 г. - день первого ареста А.С.

В. Н. Орлову

2 ноября 1974

Милый Владимир Николаевич, видно моё, уже давнее (кажется, в конце сентября), письмо не дошло до Вас — или, возможно, Ваше ответное не добрело до меня - Вы ведь очень аккуратный корреспондент и вряд ли оставили бы моё - да и чьё бы то ни было - «ау» безответным и бесприветным!

На всякий случай повторяю самое сердечное своё спасибо за вашу телеграмму к моему дню рождения - она тем более тронула меня и обогрела (простите стёртость «обогрела», но смысл-то остаётся!) - что день этот оказался будничным в квадрате, с безнадёжной возней на безнадёжно-мокром, унылом, прелом огороде. «Сворачивались», готовились к отъёзду, к обмену кукушки-Тарусы на ястреба-Москву, че-гой-то там таскали с места на место, укладывали и т. д. И ваша с Е<���ле-ной> В<���ладимировной> весточка оказалась приветом из того дальнего, давнего и, пожалуй, невозвратного края праздников, которым вспоминается нам всем детство. Я всё чаше обращаюсь к нему памятью — но пока ещё не «впала» в. В Москве — с октября — засела за работу трудную, но необходимо-насущную — готовлю мамин архив

для передачи в ЦГАЛИ — пока жива и пока подобие головы ещё на плечах. Каждую тетрадь подробнейшим образом «инвентаризирую», комментирую, попутно делаю из них (тетрадей) выписки — черновиков писем, помет, планов развития той или иной вещи, различнейших NB! и т. д. Помогает мне одна хорошая (надежная) девушка 1— я расшифровываю, диктую, она записывает. Девушка, заслуживающая если не лучшей участи, то лучшей зарплаты, «запродалась» в ЦГАЛИ за 80 р. в месяц — таковы там ставки, и никаких возможностей «роста» в этом отношении; все перерастают в старых дев, «зато» общаются с архивами; с интересными и с неинтересными.

В Москве (для меня) хорошего мало в том смысле, что я её не вижу — ноги мешают где-либо бывать; но м. б. это-то и есть хорошее? По крайней мере не отлипаю от письменного стола, расшифровываю мамины иероглифы до рези в глазах и, конечно же, в сердце: та жизнь воскресает, всё кромсая в тебе нынешней. Но, пожалуй, все ощущения перекрываются усталостью безмерной, просто — физической; от вновь — осознания тщеты, роковой, предопределённой тщеты и тщетности Марининого героического единоборства с Прокрустом-жизнью. <...>

0 том, что скончалась Фурцева и что вместо неё сулят кто Тяжель-никова, кто Лапина 2, Вы и сами знаете; и что заново отполировали всю Красную площадь — тоже; а за сим — с наступающими октябрьскими праздниками Вас и Вас — и пусть будет отдых и погода, и божество, и вдохновенье... Обнимаю вас сердечно, очень и очень жду весточки хоть какой-никакой!