— Кто же эскадрилью прймет? — спросил Вадим.
— Речкалов. Да вот и они.
К КП подкатил автобус. Из распахнувшейся двери выскочил никогда не унывающий Андрей Труд, за ним вывалился подталкиваемый товарищами здоровяк Григорий Речкалов, шмыгнул у него иод рукой шустрый Михаил Сутырин, шагнул на вытоптанную траву стройный, как березка, в лихо сдвинутой набекрень шапке-кубанке Николай Искрин. Все безудержно хохотали, видно, Андрей рассказал очередной анекдот (и в этом деле он был неплохой помощник своего командира).
— Тихо, граждане! — могучим басом произнес Вадим. Все притихли, насторожились. — Среди вас новый комэска, а вы так себя ведете. — Переглянулись между собой недоумевающие летчики. Вадим протянул свою ручищу старшему лейтенанту Речкалову. — Поздравляю, Гриша! От всей души поздравляю тебя с назначением командиром первой эскадрильи. Больших тебе успехов, дружище! — Вадим обнял сильные плечи Григория. От непосредственности и неподдельной искренности Фадеева Речкалов чуть не прослезился.
Григории вспомнил, как он в прошлом году вернувшись из госпиталя после ранения, болезненно воспринял назначение командиром третьей эскадрильи чужого, только что прибывшего в полк летчика. За ужином Речкалов все же не выдержал, сказал об этом Вадиму.
— А знаешь, я не так встретил твое назначение ком-эском. Обидно, понимаешь, показалось. Я старший лейтенант, ветеран полка—ют довоенного состава мало нас осталось,— да и другие, даже новые, постарше в звании есть, а тут какого-то чужака, бородатого верзилу-лейте-напга назначают командиром эскадрильи. За какие заслуги? После, когда узнал тебя ближе, понял: не зря назначили. Мы стали друзьями, и кажется мне порой, что и человека лучше тебя не встречал я в своей жизни... Кончится война, пройдет много лет, до конца своей жизни не забуду я наш автобус. Другой раз нервы к вечеру в клубок смотаны, расстелить бы их на мягкой постели, дать им успокоиться до утра, чтобы снова бросить в пекло воздушной драки, а рядом, где еще утром поднимался с тобой товарищ, пустое место. И бродят в голове разные невеселые мысли: может, завтра и это твое место некому будет согреть, и с таким же чувством будет ложиться рядом товарищ. Потом придет новичок, совсем юнец, и заполнит твое место в общежитии и левофланговым в строю... По утру, проснувшись, снова нехотя возвращаешься к этим раздумьям, они провожают в автобус... И тут начинаешь ты из наших голов грустные мыслишки выгонять, рассказываешь истории разные, свои приключения, шутки-прибаутки, анекдот, на ходу придуманный, — из головы все к чертовой бабушке, все за животы держатся... А то песню споешь про Волгу-матушку, про ямщика удалого или про долю казацкую, про дивчину чернобровую. Эх, с каким прекрасным настроением после этого летишь в бон! И силу свою чувствуешь и ловкость, и ненависти хватит на всех врагов, вместе взятых. Разве когда забудешь такое?
— Спасибо, друг, — сказал Вадим. — Спасибо не за то, что напевал сейчас — лишние сто грамм за тебя го-
ворилii,— спасибо за выручку в бою. Не предупреди ты меня, завтра некому было бы настроить вас на нужный лад перед вылетом. А вообще вполне может заменить меня в этой роли Андрей. — Вадим похлопал по костлявым лопаткам сидевшего рядом старшего лейтенанта Труда.
— Нет, — возразил Речкалов. — У тебя, Вадим, каждое слово весомо, все, что сказано, к месту. Ты знаешь, кто чем дышит и что ему нужно, и шутка твоя не ради шутки, и острота — все в цель, а голос, интонация, мимика...
— Такие вещи, Гриша, в глаза говорить вредно,— перебил Вадим. — Зазнаюсь чего доброго...
Вадим всегда засыпал мгновенно, стоило только прилечь. На этот раз лежал с закрытыми глазами, а сон не шел. На стене хрипел старый репродуктор радиотрансляции, передавали последние известия. В сводке Совинформбюро сообщалось, что в крупных воздушных сражениях западнее Краснодара советские летчики сбили 55 самолетов противника, наши потери — 11 самолетов.
— Спишь, Люда? — тихо спросил Вадим.
— Нет. А ты чего? Тебе же вставать рано?
— Так, не спится.
— А я почему-то о Кубани думаю —не видела еще. Какая она, гадаю, если с нашим Днепром сравнить...
— Каждая река свою красу имеет, — ответил Вадим. Ежедневно с высоты вижу я эту извилистую ленту. Кубань, Кубань... А мне, веришь, Волга по ночам снится. Широкая, просторная. Мчусь по ней на моторке — дух захватывает... Ты не знаешь, какое удовольствие доставляло мне в школьные каникулы развозить по реке в окрестностях Куйбышева почту.
Читать дальше