Вадим Эрлихман - Жанна д’Арк. Святая или грешница?

После этого стражники вывели ее из башни в сопровождении Массье и Ладвеню. Во дворе замка ее ожидала толпа любопытных, в которую затесался и пострадавший из-за нее Николя де Гупвиль. Увидев ее, бледную и заплаканную, он так разволновался, что не пошел дальше и вернулся домой.

Ее же посадили в телегу и повезли к месту казни под охраной сильного отряда солдат. Массье, как обычно, преувеличивая, пишет, что ее сопровождало 800 человек, хотя весь гарнизон Руана был немногим больше. Пристав говорит: "По дороге она молилась так трогательно, с такой верой поручала свою душу Богу и святым, что никто из присутствующих не мог удержать слез".

Улицы по пути были так забиты людьми, что на площадь Старого рынка осужденную доставили только в десятом часу. Там уже ожидали два помоста, на которых размещались представители соответственно духовных и светских властей. Между ними соорудили подобие позорного столба, у которого должна была стоять Жанна во время чтения приговора. Напротив, около мясного ряда, водрузили другой столб, обложенный дровами и хворостом. К столбу прикрепили доску с надписью: "Жанна, принявшая имя Девы, лгунья, обольстительница народа, колдунья, кощунница, богохульница, изменившая вере Христовой, хвастливая, горделивая, жестокая, распутная, отступница, раскольница и еретичка".

Выведя из телеги, ее поставили у позорного столба, окружив тесным кругом солдат. Рядом с ней оставались только Ладвеню и Массье. Парижский богослов Николя Миди произнес проповедь на текст апостола Павла: "Страдает ли один член, страдают с ним все" (I Кор. 12, 26). Он проникновенно говорил, что церковь глубоко огорчена необходимостью отсечь от себя зараженную конечность, под которой подразумевалась Жанна, но вынуждена это сделать, чтобы зараза не распространилась по всему телу Он закончил проповедь ритуальной фразой: "Ступай с миром, Церковь ничего больше не может сделать для тебя и передает тебя в руки светской власти".

Массье вспоминает: "Когда он кончил, Жанна на коленях начала молиться Богу с великим рвением, с явным сердечным сокрушением и горячей верой, призывая Пресвятую Троицу, Пресвятую Деву Марию и всех святых, некоторых из которых она называла поименно; она смиренно попросила прощения у всех людей, какого бы состояния они ни были, у друзей и у врагов, прося всех молиться за нее и прощая все зло, какое ей сделали… Так она продолжала долго, чуть не полчаса". Многие из присутствующих по-разному передавали ее предсмертные слова. Епископ Нойонский, сидевший на помосте, свидетельствовал, что она защищала от обвинений Карла VII, говоря: "Хорошо ли я сделала или плохо, — мой король тут ни при чем". Присутствовавший там же провокатор Николя де Луазелер уверял, что она "в глубоком раскаянии просила прощения у англичан и бургундцев за то, что, как она призналась, по ее наущению их убивали и прогоняли и она причинила им большой урон". Эти фразы вошли в "Посмертные сведения", составленные по приказу Кошона то ли для отчета перед англичанами, то ли для собственного оправдания в глазах потомков. Надо сказать, что многие очевидцы ничего не сообщали о последних словах Жанны, да и вряд ли могли их услышать, стоя как минимум в 15 метрах от нее за шеренгой солдат. Скорее всего, эти слова выдуманы, и несомненно лишь то, что она горячо и не очень неразборчиво молилась.

Поднявшись со своего места, Кошон начал читать приговор: "Во имя Господа, аминь… Мы, Пьер, божьим милосердием епископ Бовеский, и брат Жан Леметр, викарий преславного доктора Жана Граверана, инквизитора по делам ереси… объявляем справедливым приговором, что ты, Жанна, в народе именуемая Девой, повинна во многих заблуждениях и преступлениях раскола, идолопоклонства, призывания демонов и иных многочисленных злодеяний. Ввиду того, что после отречения от твоих заблуждений… ты впала опять в эти заблуждения и в эти преступления, как пес возвращается к блевотине своей… мы объявляем, что, в качестве зараженного члена ты должна быть извергнута из единства Церкви, отсечена от ее тела и должна быть выдана светской власти; и мы извергаем тебя, отсекаем тебя, оставляем тебя, прося светскую власть смягчить свой приговор, избавив тебя от смерти и повреждения членов". После этого Кошон и все его коллеги встали и удалились, поскольку верные сыны церкви не должны наблюдать казнь — даже ту, на которую сами обрекли невинного человека.

Правда, несколько членов трибунала, как позже выяснилось, смешались с толпой, чтобы понаблюдать за гибелью своей жертвы. Одним из них был упомянутый Луазелер, которому в легенде, подсознательно уподобляющей Жанну Христу, вполне закономерно уготована роль Иуды. Позже он вспоминал, что почти не видел происходящего, поскольку слезы застилали ему глаза. Говорили, что после казни он бежал из города и где-то в дороге то ли повесился, подобно Иуде, то ли был убит разбойниками. На самом деле он жил еще долго, на Базельском соборе прославился своим красноречием и закончил жизнь почтенным каноником, окруженным всеобщим уважением.