Михаил Воротников - Г К Жуков на Халхин-Голе

- Михаил Федорович, все сложилось так, что пожить надо еще хотя бы один годок, - говорил он.

Шесть лет назад на человека с могучей натурой и некогда завидной силой и здоровьем обрушилась тяжелая болезнь. Боли не проходили до последнего дня жизни. Последствия инфаркта и кровоизлияния в мозг были мучительно долгими. Воспалительный процесс лицевого нерва не прекращался.

- Боли лица и головы у меня постоянные с 1968 года. Представьте себе, как удаляют здоровый зуб без обезболивания. У меня боли сильнее, - поделился он.

. Зачем же вы перегружаете себя работой, и куда смотрят врачи?

- Все это правильно. Но когда работаешь, как-то отвлекаешься, а поддашься болезням - считай, совсем пропал. Только плохо то, что после еще сильнее болеешь и выходишь из строя на несколько суток подряд. Натура-то у меня такая: за что взялся - не могу бросить, пока не кончу. Вот моя последняя глава второго издания "Воспоминаний и размышлений". Учел пожелания читателей по первому изданию и внес некоторые уточнения и практически закончил работу над вторым: осталось подобрать фотографии, схемы. Книга должна выйти в двух томах общим объемом, примерно, страниц 700-800.

- Товарищ Маршал Советского Союза, учитываете ли вы описанное А. Чаковским в книге "Блокада" ваше появление на заседании Военного Совета Ленинградского фронта и начало деятельности в должности командующего? На вас была наведена тень всезнайства и ненормальности отношений с А. А. Ждановым.

- На заседании Военного Совета Чаковского не было. Как решались вопросы, он знать не мог. Было время, когда на Жукова можно было валить всякую небылицу. Этим воспользовался и Чаковский. Я об этом писал Центральному Комитету. Вот здесь, - указывал он на стул, - он сидел и извинялся.

Продолжая разговор, Георгий Константинович сделал некоторые пояснения.

Думается, будет уместным привести слова высказывания бывшего начальника Главного управления продовольственного снабжения Красной Армии Д. В. Павлова, который находился в Ленинграде вместе с Г. К. Жуковым и хорошо знал момент вступления Георгия Константиновича в должность командующего фронтом.

Из написанной им книги "Стойкость" явствует, что приезд Г. К. Жукова в сентябре 1941 года в Ленинград, показанный в кинокартине "Блокада", истолкован необъективно. Вот, что он пишет: "Посмотрев их (кадры из фильма. - М. В.), я был удивлен и опечален. Постановщики картины, очевидно, желая наиболее выпукло показать полководческие качества нового командующего, на мой взгляд, переусердствовали.

...Я могу сказать, что Георгий Константинович Жуков умел прислушиваться к голосу людей, знавших свое дело. Мне приходилось неоднократно наблюдать уважительное отношение Г. К. Жукова к подчиненным в сложных ситуациях. А его отношение к А. А. Жданову и другим членам Военного Совета было безупречным. Приезд Жукова и прием им дел от Ворошилова проходил в иной обстановке, чем показано в кинокартине "Блокада".

Жуков пробыл в Ленинграде всего 27 дней, но и за этот короткий срок оставил о себе неизгладимую память"{86}.

- В 60-х годах, - продолжал рассказ Георгий Константинович, - вместе с Галиной мы побывали в Ленинграде. Хорошо отдохнули, развеялись. Хотелось быть незаметным. Посмотрели город и посетили некоторые памятные места. Если восстановленный из руин город вызывал гордость за наш народ, партию и правительство, то посещение Пискаревского кладбища было тяжелым зрелищем. Пережил я это по-особому. Передо мной вставали картины осажденного города: гибель людей, опустошенные улицы, разрушенные кварталы, отсутствие тепла и света, нехватка воды. На фоне всего этого - невиданный героизм ленинградцев, их беспредельная вера в Советскую власть и партию коммунистов, самоотверженность в защите своей Родины. Я не мог спокойно слушать круглосуточно звучащие траурные мелодии, низко поклонился погребенным в огромных братских могилах и Матери-Родине, - закончил Георгий Константинович.

Зная его характер, необычное самообладание, душевную доброту, сердечность и обаяние, я старался не касаться семейного несчастья. Но особое его состояние бросалось в глаза. В звучании всегда уверенного голоса проскальзывали нотки непривычной исповедальности. Он много говорил, заботливо ухаживал за мной: "Михаил Федорович, выпейте рюмочку, вы с дороги. Вот лимоны - берите, не стесняйтесь. Как поживает ваша жена Елена Ивановна, привет ей и дочке передавайте от всех нас".

Георгий Константинович похудел, осунулся. Болезнь давала о себе знать. На лице, по-прежнему мужественном, под левым глазом - небольшие пятна следы иглотерапии. Встреча наша подходила к концу, а мы мало о чем поговорили. У входа появились врач и медицинская сестра. Они ждали, когда маршал освободится для процедур.