Виктор Франкл - Воспоминания

Но я не мог засиживаться в ресторане, мне предстояло лететь в Вену — лететь! В 1930 году! Самолет был четырехместный, но обременял его в качестве пассажира только я. Насколько именно обременял, выяснилось на аэродроме, где меня взвесили. В ту пору пилот еще сидел в открытой, незащищенной кабине. Это был первый в моей жизни перелет, настоящее приключение. Иным способом я бы не сумел вернуться в Вену к началу занятий в Народном университете, где я с 1927 года читал различные курсы, а в тот раз мне предстояло начать курс психической гигиены, впервые в венском Народном университете.

Вот еще что мне вспомнилось в этой связи: всякий раз, когда я хотел произвести впечатление на девушку, а моей внешности для этого явно не хватало, я прибегал к маленькой хитрости. Скажем, мы впервые встречаемся на танцах: я пускаюсь в восторженный рассказ о некоем Франкле, чьи занятия в Народном университете я никогда не пропускаю, и настойчиво предлагаю новой знакомой непременно посетить вместе со мной семинар или лекцию. Ближайшим вечером мы приходим в парадный зал гимназии на Циркусгассе, где этот Франкл читает свой курс, — зал всегда переполнен. Я предусмотрительно устраиваюсь с края в передних рядах, и можете себе представить, какое впечатление это производит на девушку, когда спутник внезапно покидает ее и под аплодисменты публики выходит на авансцену.

Не менее регулярно, чем лекции в Народном университете, читал я и доклады в Организации социалистической рабочей молодежи, и благодаря множеству таких выступлений, за которыми следовала сессия ответов на вопросы, которые передавались в записках, я накапливал опыт и соединял его со знаниями, полученными в молодежной консультации, куда обращались за помощью тысячи молодых людей.

Вероятно, по этой причине Петцль в первый (и, похоже, в последний) раз в жизни сделал для меня исключение и разрешил Отто Когереру, который возглавлял в его клинике психотерапевтическое отделение, дать мне самостоятельную работу еще до того, как я защитил диплом, то есть пока я еще оставался студентом. Тогда я попытался отрешиться от всего, усвоенного на курсе психоанализа и индивидуальной психологии, чтобы учиться у самого пациента, к нему прислушиваться. Я пытался понять, каким ему самому представляется собственное состояние, если он выздоровеет. Я импровизировал.

Я хорошо запоминал услышанное, но забывал собственные реплики. В результате пациенты вновь и вновь сообщали мне, как они успешно применяют парадоксальную интенцию, хотя я, конечно же, придумал этот термин намного позднее и лишь в 1939 году описал метод в «Швейцарском архиве неврологии и психиатрии». Когда я спрашивал пациентов, как они додумались до таких приемов, спасающих их от невроза, они в изумлении отвечали: «Да ведь вы мне все это в прошлый раз и посоветовали». Я сделал открытие — и тут же о нем забыл!

Получив диплом, я сперва работал у Петцля в психиатрической клинике при университете, а затем два года учился у Йозефа Герстмана (в его честь назван синдром угловой извилины), чтобы получить образование также в области неврологии. Далее четыре года практики в психиатрической больнице «Штайнхоф», где я возглавлял отделение, прозванное «павильоном самоубийц». Однажды я прикинул: «через мои руки» проходило до 3000 пациенток в год! Так что возможностей совершенствоваться в диагностике у меня было предостаточно.

В «Штайнхоф» я продумал концепцию корругатор-феномена [57] Корругатор-феномен — сокращение мышцы, сморщивающей бровь, симптом шизофрении, описан Франклом в 1935 г. как симптома прогрессирующего приступа шизофрении. Свои наблюдения я снимал на пленку и показывал фильм, когда в Венском психиатрическом обществе читал на эту тему короткий доклад.

Но первые дни в «Штайнхоф» и особенно ночи дались мне тяжело. Задали мне работу кошмары пациентов и сами больные с тяжелыми психотическими расстройствами. Мой начальник, главврач Леопольд Павлицки [58] Леопольд Павлицки долгое время возглавлял клинику «Штайнхоф». Его сын, Роберт Павлицки (1923–1990, Вена), — композитор и музыкант. , отец известного венского музыканта, в первый же день велел мне снимать очки, заходя в помещение, где проводили время пациентки моего «павильона»: следовало опасаться удара в лицо, от которого осколки попали бы мне в глаза. Но и такая предусмотрительность мало чем мне помогла. Я послушался доброго совета, но поскольку без очков видел плохо, тут же и схлопотал по физиономии, не успев уклониться от удара. На следующий день я пришел уже в очках, сразу приметил какую-то фигуру, подкрадывавшуюся издали с явным намерением напасть, и успел спастись, вовремя пустившись наутек.