В Государственном совете в прошлую субботу кн. Гагарину подано безымянное письмо, в котором его поздравляли или приветствовали защитником прав собственности, а поступки правительства, т. е. государя, называли «lе delire du despotisme» [26]. Гр. Блудов имел неприличие сказать, что в другие времена кн. Гагарин подвергся бы ответственности за получение подобного письма. Тогда Гагарин отвечал, что сожалеет, что не показал еще письма всем членам Государственного совета, и подал оное присутствовавшим в заседании вел. князьям. В тот же самый день или накануне оканчивали обсуждение Положения о горнозаводских крестьянах. Гр. Строганов спорил с Чевкиным и хотел требовать собирания голосов, но остановился и громко сказал, что, впрочем, собирание мнений теперь уже бесполезно и что большинство не имеет никакого значения. Никто затем не настоял на обряде подачи голосов, и Положение принято беспрекословно, т. е. единогласно. Как у нас все невпопад. Непокорность и оппозиция. Разве учреждение Государственного совета издано со вчерашнего дня и разве многозначительное «и я» не писалось прежде тысячи раз на стороне меньшинства? К чему теперь выходки гр. Строганова? А тот же самый гр. Строганов остается попечителем цесаревича и подавал голос вместе с меньшинством в пользу наделов гр. Панина и Главного комитета.
20 февраля. Утром в Комитете. Видел Буткова, который говорит о всем у нас делающемся почти с милютинскою желчью. И он недоволен. Упрекает государя в том, что он беспрестанно поддается то одному влиянию, то другому. Говорит, что не понимает отношений государя к Константину Николаевичу, который, по его мнению, вовсе не пользуется приписываемым ему кредитом и «ужасно боится» государя. Вчера е. величество утвердил журналы Государственного совета по крестьянскому делу. Вел. князь желал быть при этом и условился с Бутковым быть в одно время во дворце. Но когда Бутков был позван в кабинет государя и доложил ему, что вел. князь желал присутствовать при утверждении журналов, то государь отвечал: «Зачем? Я один могу дело покончить». Бутков недоволен решением крестьянского вопроса, особенно по западным губерниям, и говорит, что правительство ошибается, думая, что, в случае смут в порубежных с Польшею губерниях, крестьяне будут за него против помещиков.
Между тем здесь были приняты вчера странные меры. Не только консигнировали войска или часть войск в казармах и командировали по полувзводу в каждую полицейскую часть, но роздали боевые патроны и держали наготове артиллерию; кроме того, оба Адлерберга и кн. Долгоруков будто бы ночевали во дворце и, incredibile dictu [27], имели готовых лошадей для государя! Придворная прислуга даже рассказывает, будто бы государь не ночевал в своих апартаментах, но перешел на ночь на половину вел. кн. Ольги Николаевны. Об. – полицмейстер Паткуль между тем сек дворников и одному из них дал 250 розог за то, что он будто бы сказал, что когда объявят свободу, то он закричит «ура!». По-татарски мы обращаемся в европейцев!
Из Варшавы были вчера телеграфические известия и приехал фельдъегерь. Но о содержании вестей я ничего не узнал подробно. Говорят только, что все спокойно. Поляки просят восстановления не конституции конгресского царства, а органического статута 1832 г. Бутков говорит, что депутации сюда не будет.
Вечером был у гр. Блудова. Он по-прежнему почивал во время моего доклада {9}.
‹ 21 февраля. Утром в Комитете. В заседании участвовал для слушания отчета кн. Васильчикова по управлению его генерал-губернаторством в 1859 и 1860 гг. вел. кн. ген.−адмирал. Реченный отчет особенно понравился государю, который повелел сообщить оный в копиях прочим ген.−губернаторам.
Кн. Долгоруков говорил мне, что смотрит с опасением на польские дела. «On prend la chose trop legerement chez nous». – Je suis heureux devous l'entendre dire, mon prince. Je tiens pour certain que la chope est tres grave. – «Chut! il n'en faut pas parler» [28]. Почему же?
И.M. Толстой, сегодня заседавший вместо кн. Горчакова, напротив того, выражался следующим образом: «On n'a pas laisse a Gortsehakoff (т. е. наместник) le temps de faire la betise de recevoir sa petition. Tout va bien. Il faudra seulement faire aller ailleurs M. M. Fialkovski et c'ie» [29].
Звезда Муравьева, видимо, бледнеет. Государь холоден. При вчерашнем докладе он ему не дал руки. В доме поговаривают об увольнении, об отказе далее вести дела в Министерстве. Особенно зла, едка и желчна министресса Пелагея Васильевна. Давно ли за обедом при разных воскресных гостях она и он торжествовали? Давно ли Клейнмихель величал его «общим спасителем»? Sic transit gloria [30].
Читать дальше