Мария Башкирцева - Дневник Марии Башкирцевой

Моделью служил мальчик восемнадцати лет, который походит, если забыть форму и цвет, на кошачью голову, сделанную из кастрюли или на кастрюлю, в виде кошачьей головы. Бреслау делала много рисунков, за которые легко могла бы получить медаль; на этот раз ей не удалось. И еще внизу не ценят ни отделку, ни изящество, (потому что изящество не имеет ничего общего с учением оно врожденно, а отделка только дополнение к другим более серьезным качествам); а чистоту, энергию и чувства правды.

Трудности не принимаются в расчет, и они правы; так что посредственное письмо ставится ниже хорошего рисунка.

В конце-концов, что мы здесь делаем? Мы учимся, и только с этой точки зрения и оцениваются наши рисунки. Эти господа нас презирают и довольны только, когда работа сильная, даже грубая, потому что этот порок положительно редко встречается у женщин.

Эта работа мальчика, сказали обо мне. Тут есть нервы; это натура.

— Я тебе говорил, что у нас наверху есть один мальчишка, — сказал Робер-Флери Лефевру.

— Вы получили медаль, — сказал мне Жулиан, — и притом с успехом, — эти господа не колебались.

Я послала за пуншем, как это принято внизу, и мы позвали Жулиана. Меня поздравляли, так как многие воображают, что мое самолюбие удовлетворено, и что они избавятся от меня.

Вик, которая на предпоследнем конкурсе получила медаль, восьмая; я утешаю ее, повторяя ей столь верную и так точно выражающую все это фразу Александра Дюма: «Одна дурная пьеса не служит доказательством того, что таланта нет, между тем, как одна хорошая показывает, что он есть»..

Гений может сделать дурную вещь, но дурак никогда не сделает хорошей.

Четверг, январь.

Моя медаль представляет собою двенадцать месяцев работы. После страха, испытанного при встрече с королем в Неаполе, наиболее сильное впечатление я испытала сегодня при чтении l'Homme-Femme.

Удивление, которое я почувствовала к Дюма, заставило меня думать несколько минут, что я люблю его, питаю неистовую страсть к этому пятидесятилетнему, никогда мной невиданному человеку. Я поняла Беттину и Гете.

Пятница, январь. Если бы мне было шестнадцать лет, я была бы счастливейшей женщиной в свете.

— Итак, — сказал Робер-Флери, — мы получили награду!

— Да.

— Это хорошо, и вы знаете, что вы ее вполне заслужили.

— О! я рада, что вы это говорите.

— Да, вполне заслужили, не только головой, представленной на конкурс, но и вообще своей работой. Вы сделали большие успехи, и я рад, что вы получили медаль. Вы ее вполне заслужили.

Я покраснела и сконфузилась, слушая, что даже уменьшило для меня удовольствие это слышать, но тут же была тетя, которая дрожала больше меня.

Среда, январь. Весь день я думала о голубом море, о белых парусах, о небе, залитом светом…

Вернувшись из мастерской, нашла П. Этот старый гриб говорит, что через неделю он едет в Рим. Пока он болтал, я чувствовала, что бледнею перед этой перспективой солнца, старого мрамора в зелени, развалин, статуй, церквей. Кампанья — пустыня, да, но я обожаю эту пустыню. И слава Богу, есть и другие, которые тоже обожают ее.

Эта дивная, артистическая атмосфера, — этот свет, который, при одной мысли о нем, заставляет меня плакать от бешенства, что я здесь. Каких живописцев я знаю там!

Есть три категории людей. Первые любят все это, они артисты и не находят, что Кампанья ужасная пустыня, холодная зимою, грубая летом. Вторые, которые не понимают искусства и не чувствуют красоты, но не смеют в том признаться и стараются казаться такими, каковы первые. Эти мне не слишком не нравятся, потому что они понимают, что они наги и хотят прикрыться. Наконец третьи такие же, как вторые, но без этого хорошего чувства. Вот этих-то я не терплю, потому что они осуждают и леденят. Не чувствуя и не понимая ничего сами, они утверждают, что все это глупости и гадкие, злые, отвратительные валяются на солнце.

Понедельник, 3 февраля. Вчера ездила смотреть Assomoir и нахожу, что это очень хорошо. Но раньше от четырех до пяти часов, до наступления сумерек, я пыталась сделать один эскиз. Надо хорошенько привыкнуть… внизу делают это каждое воскресенье, им дают сюжет, и они должны на память сделать эскиз.

Я начинаю с самого начала: Адам и Ева. А теперь, раз начав, я буду продолжать так каждую неделю. Если, я буду слушаться себя, мой талант не иссякнет. Как первая попытка, мой эскиз очень хорош…

Я покажу его Жулиану, вместе с другим, который я еще сделаю.