Мария Башкирцева - Неизданный дневник Марии Башкирцевой и переписка с Ги де-Мопассаном

М. добрый малый. К тому же он много льстит мне, говоря о моей даровитости, о моем таланте, об искусстве… Я смотрю на жизнь с возвышения. Я хочу, чтобы все было прекрасно, честно и благородно… Он утверждает, что я права.

Мама и тетя одеты прелестно. Дина похудела и поразительно хороша. Художники восхищаются ее китайскими глазами, ее полными губами. Я напишу для Салона портрет этой Милосской Венеры во вкусе Рубенса, или, лучше, во вкусе Рембрандта…

Воскресенье, 4 февраля 1883 г., Понедельник, 5 февраля 1883 г.

Третьего дня меня охватила сильная тоска и полный упадок духа. Я нуждаюсь в утешении. Мне хотелось плакать, жаловаться, мне хотелось, чтобы кто-нибудь своим словом успокоил кипевшее во мне негодование… И единственным подходящим человеком оказался бы Г. Это, наконец, нелепо. Я живу воображением. Я создаю себе какую-то вымышленную жизнь, где совершаются какие-то вымышленные события, — и во всем этом я отлично отдаю себе отчет. И все-таки живу так, как будто это и есть настоящая действительность… Этот человек внушает мне такое нежное и чистое чувство, что я начинаю себя спрашивать, не это ли именно и называется любовью?

Мы были на танцевальном утре у госпожи Шарет. Я была страшно зла, потому что пошла туда в шляпке и в бархатном платье, тогда как все молодые девушки были в бальных нарядах.

Это одна из тех глупых и обидных ошибок, от которых можно прийти в бешенство.

Через полчаса мы уехали, чтобы переменить туалет. Но когда мы вернулись, было уже слишком поздно: котильон кончался.

Там был «весь Париж». Тот чисто аристократический, роялистский Париж, которым все так интересуются в данный момент.

В фигурах котильона употребляли картонные кинжалы, в насмешку над теми роялистскими кинжалами, которые открыл «Intransigeant».

Мне не везет. Меня, правда, видели в этом шикарном обществе, но видели меня недовольной, расстроенной.

Все-таки я была вознаграждена…

За час до этого я отнесла Тони головку, которую нарисовала два дня тому назад, вместе с эскизом для Салона. И то, и другое ему очень понравилось. Он сказал мне, что сюжет счастливо выбран, советовал не колебаться и непременно обработать этот сюжет для Салона… Вообще, он наговорил мне много лестного…

Опять новость — к госпоже Гавини приходили справляться обо мне: кто-то хочет сделать мне предложение, во первых потому, что я хороша, во вторых потому, что я чрезвычайно умна, в третьих потому, что во мне нет ни капли кокетства. Последнее, действительно, верно: я смеюсь над всеми этими господами, мои мысли заняты совсем другим…

Мама согласилась бы выдать меня замуж, — хоть сейчас… Это вполне естественно… Я заметила, что после горячих молитв у меня всегда является какая-нибудь новая неприятность… Но это меня не останавливает. Я предпочитаю молиться просто потому, что это успокаивает, утешает меня… Не будь у меня молитвы… да, нет, это хуже чем умереть!..

Я не говорю, что нужно быть религиозной. Я нахожу только, что необходимо иметь Бога, Бога, который обо всем заботится и выслушивает меня, который испытывает меня и когда-нибудь сжалится надо мной.

Наконец я хочу молиться потому, что молитва для меня — это своего рода протест.

Воскресенье, 11 февраля 1883 г.

Я переменила полотно и снова начинаю писать. Я провела в церкви два часа. Скорее за картину! Полотно, начатое в среду, никуда не годится. Вчера вечером я снова взялась за работу, дело, кажется, пойдет на лад. Я уже говорила, что моя картина — два мальчика, которые направляются в школу. Они держатся за руки. Одному из них нет еще 6 лет, другому только что исполнилось 4 года.

Жан и Жак М. Башкирцевой (картина находится в Люксембургском музее).

Четверг, 15 февраля 1883 г.

Сегодня целый день меня не было дома, с 10 часов утра до 7 вечера. Утром я пошла с госпожой Гавини к Каролюсу. Вот истинный художник! В его мастерской сразу переносишься в XVI век, в век ренессанса. Наши платья не гармонировали с квартирой этого милого… позера. Я называю его так потому, что именно так чернь называет людей, которые не похожи на других. Я благодарна ему за то, что он показал нам свою мастерскую, дух которой еще больше, чем обстановка, переносят нас в далекую, столь пленяющую нас эпоху. Благодарна и за то, что имела случай ближе заглянуть в его собственный столь интересный внутренний мир…