Наталья Муравьева: Беранже

Одно удивляет его: как может такая умная женщина верить в чудодейственную силу церковных обрядов?

Когда церковь еще не закрылась в Перонне, тетка водила его к обедне и даже хотела, чтоб он стал служкой у местного священника, который присягнул на верность революционной Франции. Но церковная латынь никак не шла Пьеру Жану в голову, хотя на все другое у него была прекрасная память. Во время службы он путал возгласы, подавал не те предметы. Кюре ворчал, а однажды и совсем рассвирепел, заметив, что в сосуде не хватает освященного вина. Ну и досталось тут нерадивому служке! Наспех закончив обедню, дюжий кюре обошелся с ним без всякой кротости и благости и пригрозил, что больше никогда не допустит к священным предметам.

Пьер Жан нимало не огорчился, но тетушка вздыхала.

Окончательно пошатнулась его вера в церковные обряды после одного случая, чуть ли не стоившего ему жизни.

Это было весной 1792 года. С утра парило, собирались тучи. Тетка боялась грозы и заранее окропила весь дом святой водой во избежание беды. Когда гроза разразилась, Пьер Жан стоял на пороге. Вдруг что-то ослепило его, оглушило, и он потерял сознание. Тетушка Тюрбо вынесла его из сеней, полных дыма. На ее вопли собрались соседи. Общими усилиями удалось привести мальчика в чувство.

Когда он очнулся и тетка со слезами рассказала ему, как все было, Пьер Жан не мог удержаться, чтоб не спросить ее голоском слабым, но не без ехидства:

— Ну что, помогла нам твоя святая вода?

Тетка так и ахнула. Потом она часто вспоминала эти его слова.

— В ту минуту я поняла, что ты никогда не будешь набожным христианином, — сокрушенно твердила она.

Пьер Жан долго болел и стал хуже видеть. Он не смог поступить в ученье к часовщику, что его очень огорчало.

И вот он прислуживает в трактире… Тетушка то и дело поглядывает на него из-за стойки. Она думает сразу о нескольких вещах — о том, что в лавке совсем не стало колониальных товаров с тех пор, как в Сан-Доминго произошла революция, о меню на завтрашний день и о будущем Пьера Жана. Этот последний вопрос постоянно примешивается ко всему, о чем думает Мари Виктуар. О, она прекрасно понимает, что работа в трактире племяннику совсем не подходит. Он очень самолюбив и, конечно, способен на что-то большее. Смышленый. Все схватывает на лету. Как быстро научился он читать! Прочел и, кажется, уже знает наизусть все книги, что есть у нее в доме: «Похождения Телемака» Фенелона, драмы Расина и Вольтера…

А как рассуждает! С ним можно посоветоваться о любом деле. Ему бы не в трактире прислуживать, а в коллеже учиться. На коллеж в Перонне закрылся, а отправить племянника учиться в другой город у нее нет средств, да и время не такое, чтоб отпускать мальчишку одного. «Ничего, — думает тетка, — успеет изучить какое-нибудь ремесло, встанет на ноги. А пока самое главное, чтоб рос хорошим гражданином и патриотом». Эти два понятия для нее нераздельны, как и для всех тех, кому дорога революция, кто гордится «Декларацией прав человека и гражданина» и считает интересы нации своими собственными интересами.

Как идут дела на фронте? Это больше всего волнует юного Беранже, его тетку и большинство французов.

В апреле 1792 года Франция вступила в войну с коалицией монархических держав, угрожавших ее свободе, ее революции.

Добровольцы с разных концов страны становились под ружье. Отряды их то и дело проходили через Перонну, местные жители и окрестные крестьяне присоединялись к ним. Они шли и шли по пыльной большой дороге. Храбрые, веселые парни в тяжелых сабо, а то и совсем босые. Обветренные, оборванные, они шли с песнями, с крепкой верой в скорую победу. Но дела на фронте осложнялись. Враг перешел границу, враг наступал.

— Граждане, отечество в опасности!

Этот клич несся летом 1792 года по всей Франции, и страшное значение его все яснее раскрывалось перед юным Беранже. Кругом говорили об измене, о кознях короля, королевы и аристократов-эмигрантов. Они стакнулись с иноземцами, натравливают их на Францию, они только и мечтают о том, чтоб австрийцы, пруссаки и англичане затоптали революцию и восстановили во Франции старый режим.

пели посетители трактира «Королевская шпага».

До Перонны действительно уже доносились звуки вражеской канонады.