Михаил Заборский - Голубые 'разговоры' - Рассказы аэронавигатора

Рассказчик, не угадав, обмакивает бородку в стакан с ацидофилином и, привычно стряхивая с нее капельки, продолжает:

- Да-а! Однако приземлился как следует. Хотя и на самом краю аэродрома. А ко мне уже на "пикапе" чешут. Первым этот красноглазый. Бежит, руки раскинул, обнимает:

- Ну, Фабий, со святым крещением! Сподобился-таки! Давай скорее на машину, и в барак. Другие очереди ждут.

А потом присмотрелся ко мне да как ахнет:

- Ты что, кабана резал, что ли? Кровищи-то! Куда тебя такого в барак? Подавайся отсюдова!

- А чего? - спрашиваю.

- А того, - отвечает, - что с такой фотогеничной личностью только за парашютизм и агитировать. Из тебя, как бы поаккуратней выразиться, получается наглядный экспонат... А у меня и так некомплект. Двое не явились. Один, между прочим, заслуженный. Привези я тебя сейчас в таком виде последний народ разбежится.

Ну, разжился я у них водицей, в бачке маленько оказалось. Умылся кое-как. Закурил. Платком носовым ссадину прижал покрепче. Все едино с собой не берут ни в какую. Парашют забрали, комбинезон, а сам, говорят, топай на полусогнутых. А к бараку и близко не думай подходить!

Так я и поковылял мимо ихнего дома с песнями. И с тех пор больше не прыгал. Хорошенького понемножку. Да по совести сказать, особо и не жалею. Значок, однако, заработал. Такие синенькие значки, маленькие, тогда давали после первого прыжка.

- Один значок-то? - уставив на рассказчика равнодушный взгляд, спрашивает Кекушев.

- Один... А сколько же?

- Зря! Я бы на твоем месте обязательно два потребовал. Так бы и объяснил - это, мол, мой первый и последний прыжок! Получается два.

Приспособив к случаю этот когда-то широко распространенный анекдот, Львович с самым серьезным видом тянется к докторской колбасе.

Что ни говори, случай, бесспорно, забавный. Но сегодня я предпочел бы другой, более значимый эпизод... Может быть, для начала найдется что-нибудь у Кекушева? По-моему, сейчас он несколько оживился и готов перехватить эстафету... Так и есть!

В противовес Фариху, Николай Львович начинает тихо, слегка выпячивая губы, я бы сказал, несколько воркующе. Речь его напоминает сейчас журчание уютного лесного ручейка.

- Мы тогда в Тикси задержались, - не спеша разворачивает он свое повествование. - Вроде зимовки получилось, только хуже, потому что неожиданно. После небольшой аварии. Ну какая там обстановка? Два домика, одна машина, и на той не разлетаешься - лыжа поломана. Тоска, но только не зеленая, а другого цвета. Белая. Да вы уж про Арктику не один раз, наверно, читали. Хотя бы вот у этого классика (выразительный жест в сторону козлиной бородки). Очень реалистическое произведение! С Головиным я тогда летал, с Пашей. А чаще даже и не летал, а вот так, в помещении отсиживался. Погоду все думали обмануть, а она, видимо, нас. Муторно этак-то без дела сидеть, одно радио маленько и отвлекает. Радистам, думается, вообще легче - у них всегда свежая информация: кто еще прилетает, кого начальство вызвало, кто с белым медведем стакнулся. Из каких консервов нынче на соседней метеостанции суп варят. Может, отморозил кто чего. У кого на Большой земле супруга родила.

На сей раз, по какому уж случаю, сейчас точно не вспомню, но кто-то из ребят про часы разговор завел. Тогда наш Сердобский завод часы с кукушкой выпускал. Они, между прочим, и сейчас у Фариха дома сохранились. Любит он всякий мусор собирать, барахольщик известный. Каждый час выскакивала эта кукушка из корпуса и откуковывала, который час. Весьма занятно. Особенно для неприхотливого интеллектуала.

А я возьми да и сболтни кому-то из ребят - нас ведь двенадцать гавриков на этой зимовке загорало, - мол, точно известно, что завод переходит на новую технологию и вместо кукушки будет теперь из ящичка появляться Отто Юльевич Шмидт, собственной персоной, а метроном при этом будет выбивать склянки, как на всамделишном судне. И как-то это так удачно к слову легло, что все и поверили. Даже обсуждать взялись, как он одет будет. Кто говорит не иначе, как в форменном кителе, кто - в малице, кто - в простом пиджаке. А некоторые сказали, что один, мол, шут, у него бородища пошире лопаты и любой костюм закроет.

Еще я добавил, что, мол, очень трудно будет такие часы выбить потому, что партия опытная, экспериментальная и все их, само собой, расхватают по начальству. Дожидайся, когда до тебя очередь дойдет! Так что если уж добиваться, то лучше всего коллективно и поскорее, по особому списку через управление.

Радиста нашего, кажется, больше других заело, и он такую заявку немедленно отстукал. В самую Москву. Список составляли - от желающих отбоя не было. А когда в эфир пошло и окрестные зимовщики об этом узнали, то стали и от себя в этот список народ добавлять. Солидный получился список. Какому же полярнику не лестно такие интересные часы заиметь?