Четырнадцатого июня в три часа утра приступили к раскопкам. Их вели во дворе текстильной мастерской Министерства народного хозяйства. Вначале выкопали большую канаву вдоль здания, затем такую же — от ворот вдоль соседнего здания. Работа шла с большим трудом — грунт был твердым, как камень, и еле-еле поддавался лопате. Только рядом с воротами, на участке в три-четыре аршина наткнулись на рыхлый грунт. Возможно, там уже когда-то копали.
Этот участок земли экспедиция обследовала очень тщательно. Но ни клада, ни его каких-то следов так и не обнаружила.
Однако монголы, видимо, посчитали, что клад все-таки нашли и сокрыли от властей. В течение трех дней после завершения работ они не давали членам экспедиции разрешения на выезд из страны, даже установили за ними наружное наблюдение и, как сообщали чекисты в Москву, «склоняли кладоискателей к выпивке». По возвращении из Монголии Косиненко подал руководству докладную записку, в которой высказал предположение, что они занимались поисками клада, который был выкопан еще в 1924 году. Но кем — установить так и не удалось.
Больше всех был удручен неудачей Закстельский. По слухам, его арестовали и даже собирались расстрелять за то, что он якобы показал ложное место и хотел ввести чекистов в заблуждение. Только хлопоты друзей и знакомых помогли ему избежать расстрела. Говорили, что потом его не раз видели плачущим…
А что же Блюмкин? Во всяком случае, неудача с поисками клада Унгерна не расстроила его так, как Закстельского. Помимо поисков сокровищ, что, конечно, представлялось увлекательным занятием, у него было множество других более прозаических дел. Некоторые из них грозили ему серьезными неприятностями.
«Я стал психологически активизироваться как оппозиционер…» Блюмкин как причина дипломатического скандала
В апреле 1927 года Блюмкина вызвали в Москву. Там он застал один из последних всплесков оппозиционной активности. Шла бурная дискуссия о китайской революции. Как раз в это время в ходе революции обозначился неожиданный поворот: Чан Кайши успешно объединял страну, но начал резню своих недавних союзников — коммунистов. Только в Шанхае были убиты более четырех тысяч человек. А вскоре были разорваны и дипломатические отношения с Москвой.
Большинство коммунистов во главе со Сталиным и Бухариным считали, что китайская революция носила буржуазно-демократический характер и что курс на поддержку союза китайских коммунистов с Гоминьданом был правильным. Такой же, умеренной, позиции официально придерживался и Коминтерн.
«Левые» во главе с Троцким, Зиновьевым и Радеком, напротив, считали, что нужно было «ускорять темп» революции, создавать в Китае Советы, с тем чтобы в ближайшем будущем установить там советскую власть.
В Москве Блюмкин встретился с Радеком. Он пришел к Радеку в гости, они поговорили о сложившейся ситуации, попили чаю, и Блюмкин признался ему, что разделяет точку зрения оппозиции по китайской революции. Разделял он взгляды оппозиции и на внутриполитические проблемы. Особенно по вопросам внутрипартийной демократии, которая подавляется, и перерождения партийного аппарата в бюрократический. Неудивительно — Блюмкин достаточно нагляделся на это в Монголии. Ко всему прочему добавлялись и его личные обиды. Все это перемешалось у него в причудливый винегрет, который все больше и больше приобретал вкус оппозиционности. Но, как он уверял позже, его оппозиционные взгляды никак не сказывались на его работе.
В середине мая 1927 года Блюмкин вернулся в Монголию. Здесь его ожидали новые «сюрпризы». Он очень хотел, чтобы его выбрали в местное партбюро. Не только по карьерным соображениям. Блюмкин полагал, что дополнительная власть позволит ему легче перестроить работу советских специалистов в Улан-Баторе. Для этого он развернул целую интригу.
Одним из инструкторов ГВО в Монголии работал известный советский военачальник Петр Щетинкин — полный георгиевский кавалер Первой мировой войны, кавалер орденов Святого Станислава 2-й и 3-й степени, Святой Анны 3-й степени, штабс-капитан русской армии, ставший одним из организаторов красного партизанского движения в Сибири и Забайкалье. Затем в составе экспедиционного корпуса Красной армии Щетинкин воевал в Монголии против войск барона Унгерна, а в августе 1921-го взбунтовавшиеся монгольские князья передали его отряду захваченного ими барона [57] После суда в Новониколаевске (Новосибирске) барон Унгерн 15 сентября 1921 года был расстрелян.
. Существует фотография, на которой Унгерн и Щетинкин уже после ареста барона запечатлены вместе. Они откуда-то выходят и, похоже, о чем-то оживленно разговаривают.
Читать дальше