Вячеслав Стекольщиков - Быть русским художником

Я откладываю в сторону книгу, закрываю глаза, наощупь отыскивая в изголовье выключатель – погружаюсь в темноту. Последняя фраза Ивана Александровича Ильина, прочитанная мною, какое-то время удерживается в сознании, уже освобождающемся от тела. Еще мгновение – и душа, подобно лыжнику, стремительно скользнет по трамплину, чтобы оторваться, взлететь и обрести ту невесомость, за которой начинается таинственный мир виртуальной реальности сна…

Но наступившая невесомость неожиданно быстро исчезает, как короткий полет лыжника. Что-то заставляет душу приземлиться, и она нехотя занимает свое место в бренном теле. Возвращение в весомое состояние всегда тяжелее обретения невесомости, поэтому мне потребовалось какое-то время, чтобы осознать неведомо откуда взявшееся бодрствование.

В полной темноте при закрытых глазах, будто сделалось светло. Рассудок начал работать с такой ясностью, что понималось – это не просто бессонница, а какой-то сеанс, на котором только можешь свободно перемещаться во времени и пространстве, но как бы вступаешь в диалог с самим собой, углубляясь в темы, недоступные дневной суете.

Надо признаться, на исходе XX века, в эпоху всеобщей компьютеризации, мне не доводилось дотрагиваться ни до одной кнопки компьютера, о чем я сожалею, но, думаю, это ночное состояние сродни путешествию по интернету.

Большой поток информации дал сбой в моем компьютере, и, вместо отключения на сон, засветился экран бессонницы с калейдоскопом самых разнообразных событий.

Словно в журнале кинохроники, непременно предшествующем в прежние времена художественному фильму, замелькали кадры сегодняшнего дня. Но в отличие от прошлых созидательных сюжетов, в которых мы видели покорение космоса, освоение целины, спуск на воду атомных ледоколов, возведение электростанций, строительство заводов, битвы за урожай, – нынешние завораживают многообразием разрушительных сил.

Ведь эффект разрушения сильнее созидания. Так пожар привлекает куда больше зевак, чем возведение дома.

Современная хроника отличается от прошлой еще и тем, что она вторгается в каждый дом. С периодичностью прогноза погоды нам сообщают об очередном убийстве, насилии, бандитских разборках.

Трагическая реальность так многовариантна, а правда так беспощадна, что всякие фантазии любителей страшных сцен, любые муки ада уступают ей. Мне не удалось прочесть ни в одной книге, увидеть в фильмах-ужасах стольких способов изощренных убийств и такое количество трупов, которое показывают ежедневно по телевидению.

Множественность обезболивает восприятие, и мы, помешивая ложкой чай и не переставая жевать, с хладнокровием патологоанатома воспринимаем чью-то смерть. Даже в человеке с устойчивой психикой и потребностью анализировать происходящее эта информация вызывает апокалипсические ощущения.

Поэтому я не задерживаюсь на конкретных эпизодах, самый характерный из которых – очередная жертва заказного убийства. Тем более, что эти сцены поразительно схожи: респектабельный молодой человек в луже крови, на роковом пути от дома до автомашины.

Впрочем, все это мелочи по сравнению с землетрясениями, автокатастрофами, взрывами в шахтах, голодовками врачей и учителей, беженцами, брошенными детьми, нищими стариками и наркоманами.

А вот другие кадры: белый снег, чистый морозный воздух, подмосковная усадьба, окруженная заснеженными стройными елями, соснами и ажурными березами. По расчищенной дороге от усадьбы медленно и бесшумно катит на японском снегоходе президент России.

Камера приближает наездника, останавливая наше внимание на самостоятельности движения гаранта Конституции и сосредоточенном выражении его лица. Эта сцена вызвала у меня воспоминания детства. Когда на арену старого цирка на Цветном бульваре выезжал на мотоцикле медведь, старательно выписывая круги, у него было такое же глубокомысленное выражение лица, вернее, морды, – что вызывало умиление зрителей.

Да нет, не только страшные картинки возникают передо мной в темноте. Есть немало увлекательных и захватывающих сюжетов.

На смену хоккею и фигурному катанию, некогда собиравшим к экрану телевизора всю страну, пришло куда более азартное зрелище – политика! Эта штука соединила в себе хоккей с театром, шахматы с боксом, дипломатию с цирком, философию с шизофренией и экономику с уголовщиной. Без преувеличения можно сказать, что это самое массовое и самое захватывающее представление. Ведь оно длится уже более десяти лет.