Как бы то ни было, но в 14 лет мы видим Михаила Илларионовича пажом при дворе цесаревны. Здесь, вероятно, он научился по-французски, владея порядочно этим языком и иногда ведя на нем корреспонденцию. Что же касается до немецкого, то, как видно из одной записки Екатерины II, просившей канцлера присылать ей немецкие депеши, последний им не владел.
Хотя цесаревна Елизавета и находилась в опале при жесткой характером императрице Анне, имевшей, конечно, право питать подозрительность к дочери Петра Великого, но, как известно, опальная цесаревна умела и в своем уединении от двора весело жить. Она была добрая, мягкосердечная женщина, не забывавшая оказанных ей услуг и способная на долгую привязанность. Как и многие женщины, склонная иногда прощать большое, она могла, однако, жестоко мстить за дерзость соперничать с нею красотою или затмевать ее нарядами на придворных балах. Известно, что главным образом за эти вины поплатилась красавица Лопухина. Тем не менее, Елизавета обладала симпатичным, добрым сердцем и в этом отношении была совершенным антиподом своей кузины, суровой и беспощадной Анны Иоанновны. Весьма возможно, что в атмосфере этого веселого, не знавшего особенных этикетов двора цесаревны, вблизи жизнерадостной Елизаветы, значительно окрепли те черты добродушия и гуманности в характере Михаила Илларионовича, которые мы встречаем во всех действиях этого вельможи. Может быть, тут сказалось и влияние доброй матери, а также и близость в детстве, когда так глубоко западают в душу все впечатления, к великому подвижнику земли русской – святителю Димитрию Ростовскому. Во всяком случае, можно смело сказать, что имя Михаила Илларионовича не замешано ни в одном кровавом процессе того времени и его совесть была чиста от обвинения в приобретении личного благополучия путем несчастия других. А это было обычным явлением в то время. Когда подвергшийся опале знаменитый канцлер Бестужев явился в совет, где ему объявили немилость государыни и где его арестовали, и когда непримиримый враг Бестужева, фельдмаршал князь Трубецкой, собственными руками сорвал с опального Андреевскую ленту, это очень оскорбило и опечалило Воронцова, хотя Бестужев был не раз причиною и его собственных огорчений. Отношение Воронцова к дочери, жене и племянникам ясно говорит о гуманности этого первого канцлера из даровитой семьи Воронцовых.
Будучи камер-юнкером Елизаветы, Михаил Илларионович исполнял многие поручения цесаревны, в том числе и важные. Мы уже сказали, что дочь Петра I должна была дорожить Воронцовым: он один в ее маленьком придворном штате владел пером, много читал и отличался образованием. При исполнении поручений, цесаревна могла убедиться в ловкости и преданности своего камер-юнкера. И по всему видно, что Елизавета отличала Михаила Илларионовича и верила ему. “Понеже я ни на кого такую надежду не имею, как на Вас, – писала цесаревна Воронцову, – так как себе верю: много апробаций имела”. Долгое пребывание при Елизавете сдружило последнюю с Михаилом Илларионовичем и заставило видеть в нем искреннего и преданного слугу; вот причины, по которым он – один из немногих – был посвящен в тайну задуманного переворота.
Настало 25 ноября 1741 года. Этот день, принесший несчастие правительнице Анне Леопольдовне и ее многострадальному семейству, был началом новой эры для рода Воронцовых: Михаил Илларионович принимал в событиях этого дня самое деятельное участие. Владычество немцев давно набило оскомину русским. Живо было еще в обществе воспоминание о жестокостях Бирона, курляндского конюха, распоряжавшегося в России, как когда-то у себя на конюшне. Взоры всех были обращены на дочь Петра, казавшуюся в глазах народа самою законною обладательницею престола отца и преемницею его славы. Недавний блестящий успех знаменитой расправы Миниха с Бироном кружил головы многим честолюбцам и заставлял надеяться на удачу и нового предприятия.
Известно, как произошло это достопамятное событие. В ночь на 25 ноября 1741 года цесаревна в санях Воронцова, с Михаилом Илларионовичем, ставшим на запятках, и сопровождаемая другими санями, занятыми ее приверженцами, приехала в Преображенские казармы, где уже находился Лесток; этот авантюрист предусмотрительно распорол ножом кожу барабана, чтоб растерявшийся часовой не произвел тревоги. Впрочем, по другим известиям, Лесток не дожидался в казармах, но стоял вместе с Михаилом Илларионовичем на запятках саней Елизаветы. Лесток и Воронцов тогда же арестовали Анну Леопольдовну и ее семейство.
Читать дальше