Обессмысливаются слова, обессмысливается функционирование вещей и предметов. Деревянная коряга – модная деталь интерьера – превращается в домашнего идола, а только что приготовленная пища летит в помойное ведро.
И вот в этом всеобщем раскардаше появляется человек, который, похоже, может сказать о себе библейское: «Стою у дверей и стучу». Это наша Мария Васильевна стремится достучаться в сердца. Она отчитывает дочь за курение, за манеру одеваться, за все, что та накрутила-напутала в своей личной жизни. Она применяет энергичнейшие меры воздействия, вплоть до рукоприкладства, к своему зятю Стасику, пытаясь вернуть его к домашнему очагу. Она разыскивает некоего Коновалова – бывшего своего мужа, ныне опустившегося алкоголика, выставленного теперь из его второй семьи. Она мчится и в эту семью, чтобы бросить там обвинение в бездушии и эгоизме.
Мария Васильевна из сильных натур. Похоже, даже из тех русских женщин, о ком сказано: «Коня на скаку остановит, в горящую избу войдет». Кажется, из тех, а впрочем, приглядимся.
Замечает ли она, как муторно и тошно ее неприкаянной Нине? Или только сигарету замечает? Понимает ли, что назойливое приставание к зятю способно лишь обратить его в безоглядное бегство, тем более что Стасик уже «немножко с дамой», при которой вести разговор о возвращении к жене, пожалуй, не совсем уместно? Помнит ли она, когда гневно кричит в лицо сыну Коновалова: «Вы что с человеком делаете?», как еще день назад хвалилась перед дочерью, что когда-то сама выгнала из дому этого же человека, между прочим, родного Нинкиного отца?
Почему же она так упорно стучит у чужих дверей, не ведая, что за своими-то не все ладно, почему останавливает чужих коней, гоня своих по жизни без узды, почему раздувает пламя там, куда кидается его тушить? Даже пустельга Нинка замечает, что мать, как танк, вламывается в души…
Мария Васильевна неодобрительно косится на дочкины туалеты, осуждает чьи-то манеры и привычки. Но сама-то она выряжена чучелом – тесноватая олимпийская майка, кричащая молодежная куртка. Она груба и диковата – может и ругнуться, и по физиономии съездить, не находит другого обращения, кроме как «Эй, дядька».
Пожалуй, мы поторопились зачислить Марию Васильевну на место положительной героини. Но кто же она в этой расстановке сил?
Нонна Мордюкова играет Марию Васильевну виртуозно, с блеском, с безоглядной самоотдачей. Все доведено в роли до предела возможного: героиня уж добра – так добра, уж груба – так груба, уж вульгарна – так вульгарна. Последнее, кстати, чаще всего. Но если вдуматься, парадокс этой фигуры заключается не в сложном единстве противоположностей, а в том, что в ходе действия она потеряна как цельный и органичный образ. Всякий раз она просто такова, какая нужна авторам в тех или иных обстоятельствах. Требуется высший судия – явилась Мария Васильевна карающая, требуется толика сострадания – явилась Мария Васильевна скорбящая, потребовался шут гороховый – и тут сгодилась та же Мария Васильевна: вот она «у ковра», хохочите! А когда стало непонятно, куда Марию Васильевну девать, – ее очень удобно отправить обратно. С пустым ведром – для бытовой достоверности. По шпалам – для жалостности. Омытую светлыми слезами всепрощения – для умиления…»
В «Родне» Мордюкова сыграла свою последнюю заметную главную роль в советском кинематографе. Вплоть до 1991 года ни одной стоящей центральной роли в кино ей сыграть уже не предложат. Впрочем, и фильмов на ее счету в тот период (1983–1991) было мало – всего пять. Назову их все: «Вокзал для двоих» (1983; «дядя Миша»), «От зарплаты до зарплаты» (1986; Ольга Плисова), «Доченька» (1987; вахтерша Зинаида Яковлевна), «Ссуда на брак» (1988; хирург Татьяна Ивановна), «Запретная зона» (1989; вдова Авдотьина).
И только в 1991 году, буквально накануне исчезновения великой страны и ее кинематографа, Мордюкова вновь сыграла главную роль в кино. Однако это было кино из разряда одноразовых. Речь идет о казахском боевике «Бегущая мишень», где наша героиня сыграла роль бабы Зины, прячущей у себя молодого человека, преследуемого мафией. Этот парень становится для нее чуть ли не сыном.
Между тем своего родного сына Мордюкова тогда потеряла навсегда: Владимир Тихонов скончался от передозировки наркотиков. Как мы помним, эта проблема возникла у Владимира давно – еще в подростковом возрасте. И никакое вмешательство родных людей или коллег не смогло отвратить его от пагубного пристрастия. Как вспоминает вторая жена Владимира Наталья:
Читать дальше