Ганс Рудель - Пилот «Штуки». Мемуары аса люфтваффе. 1939-1945

– Что вы здесь делаете? – спрашивает он. Его тон мигом охлаждает мой пыл.

– Я прибыл за назначением.

– У вас не будет боевых вылетов, пока вы не научитесь управлять «Штукой».

Я с трудом сдерживаю гнев, но молчу, даже когда вижу на его губах снисходительную улыбку.

– Вы еще учились?

Я выдержал ледяную паузу – столь долгую, насколько это было возможно, и ответил:

– Я в совершенстве владею самолетом.

Почти презрительно – или мне это только показалось? – он медленно, с выражением говорит то, от чего у меня по коже пробегают мурашки:

– Я доложу о вас командиру – и будем надеяться на лучшее. Решать ему. Это все. А вы пока ждите, устраивайтесь.

Выйдя из темной палатки, я щурюсь – и не только от яркого света. Пришлось бороться с охватившим меня отчаянием. Но здравый смысл подсказывает: нет причин терять надежду. Адъютант не расположен ко мне, но решать командиру, а он может пойти навстречу, даже если и прислушивается к мнению своего адъютанта. Не может же командир, который меня совсем не знает, составить обо мне негативное мнение, руководствуясь чьими-то словами? В результате этих размышлений я пришел к мысли немедленно явиться к командиру. Нет сомнения, что он будет объективен. И я отправился доложить о себе. Командир небрежно отвечает на приветствие и устремляет на меня долгий изучающий взгляд, затем произносит:

– Мы уже знаем друг друга, – и, сочтя по моему лицу, что я хочу возразить, отмахивается. – Конечно, мне говорил о вас адъютант. Я знаю о вас все, так что до дальнейших распоряжений вы не будете летать в моем подразделении. Если в будущем у нас будет нехватка…

Я не могу дождаться, когда он окончит. Впервые в жизни на меня что-то нашло – словно в живот ударили. Нечто подобное я испытал через несколько лет, когда мой самолет, пробитый врагом, с трудом доставил меня к аэродрому, а большая потеря крови совершенно лишила сил.

Я не помню, сколько еще говорил командир и о чем. Во мне все протестовало, я говорил себе: «Не делай этого… не делай… не делай». К реальности меня возвратил голос адъютанта:

– Вы свободны.

Я с удивлением поворачиваю голову к нему. Я и не подозревал, что он здесь. Адъютант глядит на меня столь же тяжелым взглядом. Я чувствую, что снова способен взять себя под контроль.

Несколькими днями позже начинается операция на Крите. На аэродроме постоянно слышится рев моторов; я же сижу в своей палатке. В битве за Крит немецким ВВС пришлось бороться с английским флотом. Крит – это остров; согласно общепринятым взглядам, только превосходящие морские силы способны освободить остров от англичан. Но Великобритания – это морская держава, Германия – нет. К тому же контроль англичан над Гибралтаром не позволяет перебросить сюда морские силы из Балтики. Тем не менее, вопреки общепринятым взглядам, вопреки английской морской мощи, англичан выбили с Крита при помощи бомб самолетом «Штука». А я в это время сидел в своей палатке.

«…До дальнейших распоряжений вы не будете летать в моем подразделении». Эти слова я вспоминаю по тысяче раз на дню, и каждый раз я чувствую унижение, презрение и насмешку. Из-за стен палатки я слышу оживленный разговор вернувшихся летчиков о полученном опыте и об успешной высадке наших воздушных десантников. Иногда я пытаюсь упросить кого-либо из пилотов слетать вместо него. Это бесполезно. Даже дружеские подарки не приносят мне удовлетворения. Я вижу снисходительность на лицах моих коллег, и от этой снисходительности мне становится горько. Порой хочется зажать уши – лишь бы не слышать вой моторов. Но и заглушить все звуки я не могу. Мне приходится их слушать. Я ничего не могу с собой сделать! Вылет идет за вылетом. Самолеты творят историю в битве за Крит – я же сижу в палатке, готовый рыдать от ярости.

«Мы уже знаем друг друга». Вот уж нет! Ни в малейшей степени. Я уверен, что я мог быть полезным членом боевой группы. Я владею самолетом в совершенстве и хочу участвовать в боевых действиях. Но на пути к моим будущим наградам стоит чье-то предубеждение и нежелание дать мне шанс доказать, что отношение ко мне неверно.

Тем не менее я докажу, что командование заблуждается относительно меня. Но предубеждение не помешает мне добраться до противника. Нет, не так надо относиться к своим подчиненным – я теперь понимаю это. Меня тянет совершить какую-нибудь выходку, но я борюсь с этим желанием. Дисциплина, дисциплина и еще раз дисциплина! Управляй собой, и только путем самоограничения ты сможешь чего-нибудь добиться. Ты должен понимать, что ошибки неизбежны, даже у командования. Лучший способ подготовить себя в качестве солдата – учиться повиноваться. Твой опыт поможет тебе снисходительнее смотреть на ошибки твоих подчиненных. Сиди спокойно в палатке и сдерживай свой норов. Наступит время – и ты за все посчитаешься. Никогда не теряй веру в себя!