Макс Шур - Зигмунд Фрейд. Жизнь и смерть

Если еврея спрашивали о возрасте члена его семьи или возрасте какого-либо другого близкого ему человека, то, отвечая на вопрос, он наряду с сообщаемым возрастом неизменно добавлял «до 120», подкрепляя этой уловкой свою надежду, что именно так долго тот, о ком его спрашивали, и проживет.

Другим важным числом считалось «36», соответствовавшее комбинации еврейских букв «Ламед» и «Вов». Согласно хасидскому сказанию, на Земле всегда должно оставаться 36 святых людей. Если один из них умирает, то Бог тут же заменяет его другим – обычно мальчиком из бедной, простой семьи. Присутствие же всех 36 праведников защищает человечество от уничтожения за его грехи. Если некий человек особенно одарен и просвещен, то его называют «Ламед-вовник»: это слово образовано комбинацией упомянутых символов. Само число 36 осталось неназванным, но 36 – это два раза по 18, а 18, как уже упоминалось, приравнивается к слову «жизнь».

Можно не сомневаться, что семья из Тисменице была хорошо знакома с такими умозаключениями, поскольку этот город был тесно связан с династией хасидских раввинов.

Позже я подробно коснусь предрассудка Фрейда, который вынуждал его задумываться о якобы предопределенной продолжительности его собственной жизни. Скорее всего, именно описанные «культурные» суеверия оказались среди множества факторов, обусловивших появление этого предрассудка. В письме, где приводился яркий пример проявления такого предрассудка, Фрейд отмечал: «Вы найдете подтверждение… еврейского происхождения моего мистицизма» [19] Вопрос влияния еврейской мистической традиции на Фрейда в свое время был исследован в книге Д. Бакана «Зигмунд Фрейд и еврейская мистическая традиция» (1958). В рамках этой книги я не могу обсуждать выдвинутые там предположения. Однако в свете внимания к культурным истокам предрассудка, связанного с числами Фрейда, весьма существенным представляется тот факт, что на страницах этой книги особенно подчеркивалась связь между каббалистической криптографией и нумерологией Фрейда. Также может быть существенным то обстоятельство, что свое письмо к Юнгу, в котором Фрейд намекнул о еврейской природе своего мистицизма, он начал с «посвящения» Юнга в ранг своего наследника и кронпринца. (см. главу 5). В этом контексте следует вспомнить об одном важном для затронутой мною темы эпизоде, Фрейд привел его на страницах «Толкования сновидений». Процитирую лишь наиболее существенный отрывок, где он вспоминает о своем сне и размышляет об ассоциациях к нему:

«Я зашел на кухню в поисках съестного. Там находились три женщины, и одна из них – хозяйка – что-то вертела в руках, словно готовя клецки. Она ответила, что я должен подождать, пока все будет готово… Я ощутил нетерпение и с чувством обиды вышел из кухни… Когда я начал анализировать этот сон, я вдруг совершенно неожиданно вспомнил первый прочитанный мною роман (кажется, мне было тогда тринадцать)… Я очень хорошо помню, чем он заканчивается. Герой этого романа… постоянно повторял имена трех женщин, с которыми были связаны величайшие в его жизни счастье и страдание… В этой связи эти три женщины напомнили мне трех Парок, плетущих нить судьбы человека. И одна из тех трех женщин – хозяйка из сна – была матерью, дающей жизнь и, сверх того (как это было в моем случае), первую пищу. Любовь и голод, как я думаю, пересеклись в образе женской груди.

…Одна из Парок что-то вертела в руках, словно готовила клецки, – нетипичное занятие для богини, требующее объяснений. Их я нахожу в других своих воспоминаниях, относящихся к еще более раннему детству. Тогда мне было шесть лет, и мать преподала мне первый урок. Я был поставлен перед фактом, что все мы сотворены с помощью земли и в нее же должны вернуться. Мне это не слишком понравилось, и я позволил себе возразить. И вот тогда моя мать сделала такое же движение руками, как та женщина из сна, и в доказательство своей правоты продемонстрировала мне черные, отшелушившиеся от трения частички кожи. Потрясенный столь убедительным доказательством, я вынужден был согласиться с материнским утверждением, которое я впоследствии услышал выраженным во фразе: «Ты тоже смертен, как и все живое» [20] В дальнейшем мы увидим, что Фрейд не раз использовал эту цитату (с такой же ошибкой) в некоторых своих письмах. Очевидно, это навеяно обращением принца Генриха к Фальстафу из «Генриха IV»: «Ты обязан Богу смертью». . Таким образом, те женщины из сна действительно были Парками. Я встретил их, направляясь на кухню, как часто поступал в детстве, когда был голоден, а моя мать, стоявшая у плиты, всякий раз одергивала меня, напоминая, что я должен подождать обеда».