Кроме сдачи устных экзаменов профессорскому кандидату требовалось также выступить с публичной лекцией, представить несколько историй болезни и две письменные работы. Пирогов блестяще выполнил все эти требования.
Литотом (хирургический инструмент для извлечения камней из мочевого пузыря) середины XIX в.
Профессорские кандидаты рассчитывали провести в Дерпте два-три года, а на самом деле пробыли там целых пять лет. Запланированные поездки за границу откладывались: помешали Французская революция 1830 года и польское освободительное движение 1830–1831 годов. Царь не желал пускать своих подданных в «крамольную» Европу.
После долгого пребывания в Дерпте Пирогов смог, наконец, поехать в Москву. Он четыре года не видел матери и сестер. Поездка получилась непростой: то возница терял дорогу в снежном просторе, то под полозьями кибитки трескался лед. Пирогов замерзал и промокал до нитки. Все это описано им прекрасным и очень образным литературным языком.
Пятинедельное пребывание Пирогова в Москве привело к целому ряду конфликтов, потому что куда бы он ни являлся, везде находил случай осмеять московские предрассудки, позлословить по поводу московской отсталости и косности, сравнить московское с прибалтийским не в пользу московского. Даже с родными Пирогов пререкался и спорил. Свидание с семьей было недолгим, но, уезжая, Пирогов верил, что скоро вернется. Надеялся, что именно здесь, в Москве, он получит должность профессора.
А пока он получил возможность поработать в Берлине, в больнице «Шарите». За окнами больницы жил своей жизнью большой город, но Пирогов старательно изучал свой Берлин – берлинскую хирургию. Двадцатидвухлетний Николай Пирогов приехал Берлин уже будучи достаточно известным. По крайней мере, только он появился в Берлине, как его диссертацию перевели с латыни на немецкий язык и издали.
Практическая медицина жила в Германии совершенно изолированно от анатомии и физиологии. Знаменитые хирурги анатомии не знали, они ездили в каретах от одного пациента к другому, консультировали в больницах и оперировали нечасто. Пирогова это не привлекало. Он искал и находил себе ту работу, которую считал необходимой.
Покойницкая больницы «Шарите», в которой Пирогов учился оперировать, была царством мадам Фогельзанг – худощавой женщины в чепце, клеенчатом фартуке и нарукавниках. Николай Иванович удивлялся, с какой непринужденной ловкостью вскрывала она трупы, а ведь в ту пору и мужчина-врач был нечастым гостем в анатомическом театре.
Пирогов убедился, что мадам Фогельзанг достигла больших успехов в определении и разъяснении положения внутренних органов. Кроме того, она тоже была трудоголиком, что роднило ее с Пироговым. Они долгими часами могли стоять рядом у стола, споря и обсуждая увиденное. Пирогов не был щедрым на похвалу, и немногих спутников своей жизни он назвал дорогими для себя людьми. Мадам Фогельзанг оказалась среди них.
В анатомических театрах Берлина Пирогов постигал патологическую анатомию, которая давала ключ к познанию причин и следствий. Кроме того, Пирогов пришел к мысли о предварительном диагнозе, построенном только на объективных признаках. Он имел в виду детальное обследование. Следовавший затем тщательный опрос больного, критически оцененный, уточнял предварительный диагноз – подкреплял или опровергал его. В сопоставлении рождался окончательный диагноз. Это тоже было внове.
Подводя итоги своей научной командировки, Пирогов пришел к выводу, что ни одна из существовавших в то время школ, ни один из выдающихся хирургов того времени не могут в полной мере удовлетворить его научные запросы. Через несколько лет, побывав в Париже, он раскритиковал французских хирургов так же решительно, как и немецких.
Пирогову предстояло сделать хирургию наукой. Но пока он был еще только в начале этого пути, стесненный в средствах, живущий впроголодь.
Срок командировки подходил к концу. Из министерства будущих профессоров запросили, в каком университете каждый из них желал бы получить кафедру. Пирогов ответил – в Москве. Наконец-то он сможет помочь матери и сестрам! Николай написал матери, чтобы подыскивала квартиру, спешил завершить дела и уже подсчитывал в уме количество коек в хирургической клинике Московского университета.
Но по дороге в Россию Пирогов заболел. К счастью, он ехал из Германии не один, вместе с ним был математик Котельников, приятель по Профессорскому институту. Именно он довез больного Пирогова до Риги. Николай Иванович написал отчаянное письмо генерал-губернатору. Барон Пален, бывший одновременно и попечителем Дерптского учебного округа, слышал о Пирогове, как об одном из способнейших выпускников Профессорского института и поспешил ему помочь. В тот же день Николай Пирогов был доставлен в загородный военный госпиталь.
Читать дальше