Эдуард Глиссан: Мемуары мессира Д'артаньяна. Том 1

Те, кто увлечен Боссюе и его «Надгробным словом над принцем де Конде», обрадуются возможности продолжить здесь классическую параллель между этим принцем и Виконтом де Тюренном. Привычные к «жизни повседневной» насладятся интригами Двора, сценами нравов воинских, галантных, судейских. Люди серьезные поразмыслят немного о положении женщины в те времена, о статусе протестантов, об акциях финансистов, о гении Кольбера, да разве я все упомню? Вот только чего здесь не хватает, так это народа, чей голос, однако, так или иначе поднимается издалека, и, может быть, кто-нибудь удивится, увидев такое множество деталей, данных Месье д'Артаньяном о том обществе; не так уж много лет отделяло Мушкетеpa — Фигаро от Фронды 1648 и от революции 1789 годов.

Но каждый быстро забудет свое пристрастие или собственную «специализацию», и касается это не только обидчивого и строгого историка, кто вскоре откажется ловить нашего автора на том или ином пункте. Поскольку все будут очарованы. Колоритность рассказа (где он не пренебрегает обращением к поговоркам и грубым удовольствием от игры слов), непринужденная легкость письма ответственны за вашу слабость. История Росне, обидчика молодого д'Артаньяна, или превратности Бемо, приятеля его юношеских лет, служащего почти противоположностью его успехам, филигранью пробегают через рассказ — это уже техника романа. Портрет в полный рост кардинала Мазарини, причем, казалось бы, повествователь вовсе не касается его, — один из самых замечательных успехов произведения, — вот где истинное искусство портретиста. И как не отметить манеру и ее нюансы, с которой сей Мушкетер Короля признает свое немое восхищение перед кардиналом де Ришелье, замечательно анализируя (и кратко, что имеет свои достоинства) его труды реформатора.

Столько материала и такого богатого разнообразия почти сами собой нашли свой «порядок». Потому никто не сможет обвинить нас в делении на главы данного издания и на присутствие подглавок в тексте. Кроме того, что такое расположение было необходимо для общего восприятия целого, мы заранее протестуем против обвинений, что мы якобы не следовали по накатанной дороге рассказа, пренебрегли серией эпизодов и не согласились с остроумием автора. Мы можем сказать, имитируя Месье де Куртлица в его «Уведомлении» к изданию 1700 года — вот также и все, что мы привнесли нашего.

Мы уважили с той же свободой выражения, как во времена Месье д'Артаньяна, две маленьких мании, показавшиеся нам довольно очаровательными, чтобы быть поддержанными; первая — совершенно английская — начинать с заглавных букв самые обыденные слова — правда, «Дама» может быть прелестнее, соблазнительнее, чем просто «дама»; вторая переносит на весьма разнообразную орфографию имена собственные — и нам кажется вполне законным писать Hedin, как и Hesdin, или же генерал 'Orteste, как генерал Lorteste [1] То и другое произносится одинаково — Эден, генерал Лортест . Мы следовали, значит, за автором в любезной ему свободе, без всякого навязывания ему, так же, как и нам, никакого регламента в повествовании. Наконец, когда мы были вынуждены выбирать между вычурным выражением и банальностью, мы отсекали банальность, по меньшей мере, надеемся, что так.

Нередко бегут от истории к легенде, по естественной наклонности человеческого духа. Здесь мы восходим от легенды к истории и от Месье Дюма к Месье д'Артаньяну. Быть может, автор «Монте Кристо», чей отец был антильцем, видел на Мартинике, в двадцати километрах от Фор-де-Франс, могилу Маркиза де Баас, первого Генерального Наместника Антильских островов и брата Месье д'Артаньяна? По крайней мере, мы можем это романтично предположить. Кто знает, не задумался ли романист живописец над надписью, украсившей могильный камень, и не решился ли он подняться по течению времени в поисках этого семейства Баас, казалось, явно отмеченного гением авантюры? Как бы там ни было, поблагодарим в конце концов Месье Дюма; он с блеском открыл нам имя д'Артаньяна, он откопал его «Мемуары», талантливо черпал из этой одной из самых привлекательных «Хроник» XVII века, но так и оставшейся неисчерпаемой.

ЭДУАРД ГЛИССАН

Отдавая должное труду переводчика, мне хотелось бы дать некоторые пояснения к тексту. Я прекрасно понимаю трудность перевода иностранных имен и географических названий русскими буквами. Мало того, что французские имена читаются не всегда так, как пишутся, а с учетом тех или иных местных традиций, восходящих к тем временам, когда французский язык еще не сложился в современном виде, и произношение имен весьма значительно зависело от местных диалектов, а написание вообще зависело от настроения писавшего. Кроме того, и в русском языке сложились определенные традиции написания тех или иных имен, которые тоже весьма далеки от того, как их воспринимают французы. Так, как-то в молодости, мне не удалось объяснить одному французу, что я понимаю под словом «Вогезы». Я говорил и про горы, и про департамент, и про площадь в Париже, но он меня так и не понял. Лишь позже я узнал, что «Вогезы» по-французски произносятся как «Вож». Ну и как он мог меня понять? Ну ладно я. Я учил французский по самоучителю, чтобы понимать французские тексты. Стоит посмотреть официальные наградные листы летчиков «Нормандии». Вряд ли сами французы на слух могли определить, где чей.

Читать дальше