Галина Юшкова - Пятьдесят один год любви. Воспоминания о Геннадии Юшкове

– Мариночка, ты неправильно говоришь, надо говорить: «звезда». И вот Марина снова пляшет, но уже со «звездой». После крутого разговора Гены с нянькой мат сошел на нет.

От самого Геннадия я за всю жизнь не слышала ни одного матерного слова, хотя, конечно, он их знал, и может быть, употреблял в каких-то мужских компаниях, но я этого не знаю.

* * *

В то лето 1960 года Гена увлекся рыбалкой. Рыба в Вычегде ещё водилась, и он приносил по целому ведру, щедро угощая соседей.

На рыбалку кроме каши-приманки полагалось брать с собой бутылку водки. На эту бутылку собирались мужики, рыбачившие на тех же бонах, что и он. Когда к ним стали присоединяться рыбаки с соседних бон, потребовалось брать на всех уже две бутылки водки, затем – три. Я спрашивала: «Зачем ты фасонишь, собираешь алкоголиков? А Гена, смеясь, отвечал: «Раз я начал носить водку, теперь – лопни, но держи фасон!». Однако, когда дело стало подвигаться к четырем бутылкам, сдался: «Все, больше на рыбалку не хожу, не могу же я, правда, поить всю реку».

Следующим летом он, конечно, снова рыбачил, а как решалась проблема с водкой, уже не помню.

Г. А. Юшков едет на рыбалку в Лемью, 1960 год

Кроме рыбалки Гена с детства увлекался охотой. У него был свой родовой «путик», на котором он очень рано начал ставить силки и добывать птицу.

На третьем году после свадьбы Гена купил хорошую винтовку, собирался пойти на охоту, да не успел. Вскоре пришло уведомление явиться с винтовкой на перерегистрацию. И вот он идет в милицию: на одном плече винтовка, на другом – маленькая Марина. У него проверили документы, разрешение на оружие, а потом милиционер взял вдруг винтовку в руки, повертел и, сказав: «Мы её конфискуем». поставил в угол за столом. Гена стоял огорошенный. Когда он, опомнившись, направился к двери, Марина заплакала: «Отдайте папину винтовку!». И плакала она всю дорогу, чувствуя состояние отца.

Геннадий был потрясен случившимся. Лишь несколько месяцев тому назад государство разрешило ему купить винтовку и вдруг – раздумало. Этот случай занозой сидел у него в душе всю жизнь, и он никогда больше не заводил речи о покупке винтовки или ружья и об охоте. Гена вообще старался не вспоминать о неприятных для него обстоятельствах, сердце у него было в очень тонкой оболочке, и он инстинктивно берег его.

Жизнь потихоньку устраивалась, Марина оправилась от пребывания в яслях, перестала болеть, пошла в детский сад. Мы с Геной спокойно работали, но самое главное – он смог сосредоточиться на творчестве.

* * *

Первый послеинститутский период в творчестве Гены был очень плодотворным. Он очень быстро написал две пьесы: «Макар Васька – сиктса зон» и «На далекой буровой», доработал пьесу «Седьмой председатель», которую начал писать еще в Литинституте.

Именно тогда он увлекся драматургией, посещал руководимый Б. Ромашовым семинар по советской драматургии и в качестве дипломной работы выбрал две одноактные пьесы «Где-то в тундре» и «Мой друг Иван Игнатов». Почему Гена остановился именно на драматургических произведениях, сначала мне было не совсем понятно, ведь не менее активно он работал и в семинаре М. Светлова, который высоко оценил его поэтическое творчество, как я уже писала, сам перевел его стихи «Кукушка» и предложил их в «Новый Мир». Геннадий всегда очень тепло отзывался о М. Светлове, семинары которого считал самыми важными в своем становлении как поэта. Тем более, что к окончанию Литинститута в журнале «Войвыв Кодзув», начиная с 1952 года, было опубликовано около 30 стихов Геннадия, подготовлен к печати сборник стихов «Поэты коми» на русском языке, в который вошли пять его стихотворений. В эти годы он также печатался в газетах: «Красное Знамя», «Молодежь Севера», «За Новый Север», «Коми колхозник», «На рубеже» и в журнале «Чушканзi». Всего этого было более, чем достаточно для дипломной работы по поэзии, однако стихи его были написаны на коми языке, и чтобы они были поняты членами экзаменационной комиссии при защите, нужны были грамотные переводы, или хотя бы – хорошие подстрочники.

Поэтому он стал защищаться по драматургии. В этом случае с подстрочниками дело обстояло значительно проще. Кроме того, театр стал его завораживать.

В Литинституте Гена участвовал и в прозаическом семинаре Константина Паустовского, но этот семинар его не «зацепил». В студенческие годы он вообще не написал ни одного рассказа, хотя еще до поступления в институт уже примеривался к ним, и в 1952 году в журнале «Войвыв Кодзув» появился его рассказ для детей «Друзья».