Вот и в угличском вытрезвителе, куда мы с Кокой Игнатовым поутру пришли, бедолага подписывал открытку со своим изображением в костюме космонавта, а служители этой неотъемлемой части нашего быта, разинув рты, восхищенно глядели на разболтавшегося актера-любителя. Что, впрочем, не помешало им выставить Лаврушке штраф в двадцать пять рублей, сказав, что получил он ночью чай в неограниченном количестве да пару теплых одеял, дабы не забил его хмельной колотун. Выйдя на улицу, предложил нам Лавр двинуться из Углича в Белый Городок, где ждет его друг сердечный Володька Маслов – «Ван Гог и Зверев» в одном лице, по лаврушкиным словам. Жалею теперь, что не присоединились мы к основательно протрезвленному нашему сотоварищу и не поехали на встречу с талантливым волжанином.
Вернувшись в Москву, Лавр рассказал, как ловко они с Масловым организовали в местном кинотеатре встречу зрителей с только что вышедшей на кинонебосклон яркой звездой, указав на афише, что благодарные поклонники могут приносить в дар снизошедшему до них земляку иконы, картины и прочие антикварные предметы. Лавр никогда не приезжал из Белого Городка с пустыми руками. Прирожденный краевед Володя Маслов обладал феноменальным чутьем на художественные реликвии прошлого. Вот и на сей раз Лавр «прибомбил» с Володиной помощью альбом гравюр Андриана ван Остаде. А через пару месяцев познакомился я в Москве с самим белогородчанином и имел возможность воочию наблюдать за этим глубоким, остроумным и слегка хитроватым человеком. Он все понимал, а зоркий глаз его глядел сквозь десятки метров земной глубины, подмечая самые тонкие нюансы в поведении подгулявших собутыльников. Я сразу понял, что Маслов из тех гуляк, о которых любовно свидетельствует русская пословица «пьян да умен – два угодья в нем».
От своих друзей и знакомых, к чьему мнению я прислушивался, получил я подтверждение правильности моих восторженных слов в адрес волжского незаурядного живописца. Хвалил Володины работы Георгий Костаки, а у него был глаз наметанный, проверенный на великих богатствах из его личного собрания. С добром относились к масловским проявлениям Зверев, Краснопевцев, Комов, Висти и многие другие московские художники самых различных направлений и привязанностей. Абсолютно лишенный страсти коллекционирования, жалею я сегодня, что отказывался от щедрых подарков, предлагаемых мне и самим Масловым и земляком его Лаврушкой. Только совсем недавно повис у меня в мастерской первоклассный деревенский пейзаж, сотворенный Масловым, и портрет мой, виртуозно исполненный одержимым любовью к живописи волгарем.
Быстрее всего оценили непреходящую ценность и значение масловского творчества доморощенные московские маршаны. Научившиеся с нашей помощью отличать Сурикова от Рокотова или Малевича от Пластова, алчно ринулись они в мутный омут псевдоколлекционирования. Играя на человеческих слабостях одаренных мастеров, а особенно часто используя их слабину по отношению к зеленому змию, умели они за «три рваных» уволочь в свои наспех оборудованные домашние запасники шедевры кисти Зверева и ему подобных горемык, опущенных водкой до самых крайних граней. И Маслов кричал мне восторженно в телефонную трубку по поводу улучшившегося рынка сбыта своей бесценной продукции, когда саранча московская машинами тащила в столицу его холсты, заменив помятые трояки прозрачными стеклянными литровыми сосудами с полуотравленным спиртом «Роял». Очень близок был Маслов к трагическому концу, уготованному судьбой Анатолию Звереву. «Роял», он не только дюжего молодца, но и самого мощного коня в могилу сведет. Но Господь, который не допустит человеку испытаний тяжелее тех, что создание его способно вынести, направил Маслова на светлый путь спасения и возрождения. Ангелом, указующим Володе этот вожделенный многими путь, оказалась замечательная русская женщина Наташа Алешина, ставшая женой художника. Быстро и проворно обиходила она совсем прогнивший быт живописца, поставила «железный занавес» перед ловкими спекулянтами и любителями половить рыбку в мутной водице. И вот уже Маслов, ухоженный, просветленный и по-прежнему восторженный показывает свои последние работы на выставках, одержимый жаждой признания, которое, по его словам, нужно ему словно воздух или солнечный свет. Среди болезни своей порадовался я несказанно, получив каталог небольшой масловской выставки, которую организовал мой старинный друг Володя Васильев в парадных залах руководимого им тогда Большого театра. Сам плодовитый и самобытный художник, Васильев сумел рассмотреть в холстах Маслова подлинную их ценность и глубинную сущность могучего дара, отпущенного волгарю Богом.
Читать дальше