Читаю с тайною тоскою
И начитаться не могу.
«Ты ни в чем не виновата», – первое, что произнес поэт склонившейся над ним Наталье Николаевне, когда его, смертельно раненного, принесли после дуэли домой. И после он повторял это непрестанно, умирая почти двое суток. В измену любимой женщины Пушкин не верил ни секунды.
«Пушкина убила вовсе не пуля Дантеса. Его убило отсутствие воздуха. С ним умирала его культура. Пора, мой друг, пора! Покоя сердце просит. Это – предсмертные вздохи Пушкина, и также вздохи культуры пушкинской поры. На свете счастья нет, а есть покой и воля. Покой и воля. Они необходимы поэту для освобождения гармонии. Но покой и волю тоже отнимают. Не внешний покой, а творческий. Не ребяческую волю, не свободу либеральничать, а творческую волю – тайную свободу. И поэт умирает, потому что дышать ему уже нечем; жизнь потеряла смысл», – писал Александр Блок в своей знаменитой речи «О назначении поэта».
С первых же дней семейной жизни Пушкин узнал нужду, да так из нее и не вылезал. И хотя никто из самых близких к нему людей не слышал от него ни единой жалобы, беспокойство о существовании семьи часто омрачало его лицо. Душевное состояние Пушкина оставляло желать лучшего, что замечали друзья. Он неотвратимо двигался к трагическому концу. Казалось бы, все было улажено, Дантес женился на сестре Натали, Екатерине Гончаровой, зачем повторный вызов на дуэль? Но Пушкин уже не мог поступить иначе… Государственная служба тяготила поэта, хотя и давала постоянный доход, лишала его той самой внутренней тайной воли и покоя. Его закружили «бесы» – несвободы, долгов, нищеты, отчаяния, уныния… Он сам искал смерти, как это позже будет делать другой гениальный русский поэт – Лермонтов. И он ее нашел…
Глава первая. Семья Гончаровых
Гончары, «горшечники» – далекие предки известного в пушкинские времена рода Гончаровых ведут свое происхождение из старинного города Калуги. По документам известно, что в конце XVII века посадские люди Иван Дементьевич Гончаров и его сын Абрам Иванович владели в Калуге гончарной лавкой. Их потомок, Афанасий Абрамович Гончаров, благодаря своей инициативе и смекалке стал преуспевающим предпринимателем, нажившим огромное состояние – три с половиной миллиона рублей. На берегу реки Суходрев под Калугой он основал полотняный завод и бумажную фабрику, бумага которой считалась лучшей во всей России. А паруса, производившиеся на полотняном заводе Афанасия Гончарова, пользовались огромным спросом и в России, и за границей. По преданию, весь английский флот в те времена ходил на гончаровских парусах. Поскольку тогда Петр I как раз был занят созданием русского флота, он покровительствовал Гончарову, выписывал на его завод специалистов из-за границы, вел с ним переписку. «В Калужском краеведческом музее сохранился до наших дней портрет Афанасия Абрамовича Гончарова, – сообщали биографы Натальи Гончаровой Ирина Ободовская и Михаил Дементьев. – Неизвестный художник изобразил его уже в летах. В руке Афанасий Абрамович держит письмо Петра I – его письмами он очень гордился».
Дочь Петра I, императрица Елизавета Петровна, продолжала покровительствовать Афанасию Абрамовичу после смерти отца и пожаловала ему чин коллежского асессора, дававший право на потомственное дворянство, позже подтвержденное указом императрицы Екатерины II, данным внуку Афанасия Абрамовича, Афанасию Николаевичу, оказавшемуся неважным предпринимателем и расстроившим дела семьи. Достаточно сказать, что после себя он оставил полтора миллиона долга!
Словно предчувствуя, что внуки не сохранят огромное состояние – так оно, к несчастью, и случилось, – Афанасий Абрамович Гончаров превратил полотняный завод и бумажную фабрику в майорат – неделимое имение, которое должно было передаваться старшему в роде. Майорат нельзя было ни заложить, ни продать. Это имение и стало называться Полотняный Завод. Опасения не обманули старшего Гончарова – его внук Афанасий Николаевич, хоть и названный в честь деда, оказался не способен вести дела. Он вел расточительный образ жизни, окружал себя неоправданной роскошью, тратил огромные средства на своих многочисленных любовниц, из-за чего его жена Надежда Платоновна Мусина-Пушкина, не выдержав унижений, покинула Полотняный Завод и поселилась в Москве. Чтобы как-то себя оправдать, Афанасий Николаевич приписал желание жены жить отдельно ее якобы душевной болезни, но это было не так – Надежда Платоновна душевной болезнью не страдала.
Читать дальше