Отчего, смотря на дивное произведение резца Кановы, на его Венеру, мы хотели бы проникнуть в мастерскую этого роскошного гения Италии; взглянуть на куски грубого мрамора, на разбросанные инструменты и на самого художника, побеждающего трудности и улыбающегося при взгляде на свое довершенное создание, за которое художественный мир покорно поднесет лавровый венок и диплом на удивление потомства? Отчего хотелось бы нам проникнуть в тайны деятельности художника?.. Оттого, что только следя за развитием великого произведения, мы вполне можем оценить его. А как поучительно такое наблюдение для вступивших в преддверие храма искусств! Расскажите молодому живописцу подробную жизнь Тициана, дайте ему полную идею о мастерской этого гения – и пример великого мастера благодетельно подействует на душу ученика. Самые таинства искусства уже не будут иметь в глазах его той, приводящей в сомнение, непостижимости, которая прежде страшила неопытные силы и связывала их развитие.
Изучать критически произведения гениальных писателей, исследовать все посторонние обстоятельства, имевшие на них влияние, значит глубоко изучать теорию и механизм самого искусства. Для того, чтобы наука и искусство выразились в достойной их форме, необходима техника. Поэтому и самые сильные таланты всегда и везде нуждались в образцах: великие люди всегда были великие ученики гениев. Однако ж изучение великих произведений и великих талантов должно иметь свои пределы. Должно изучать только ближайшие причины явлений, не пускаясь в подробное исследование длинного ряда причин, которые взаимно себя обуславливают; не должно, таким образом, отыскивать зародыш гения или таланта на школьной скамье. Гений проявляется вследствие глубокого сознания причин известного рода явлений. До того он не может произвести ничего великого, потому что все великое есть произведение глубокого, совершенного ума.
Когда Шекспир ходил в школу, с сумкой, то нельзя было предполагать, что в этой детской голове скрывается зародыш драматического гения, тем более что в детстве Шекспир, может быть, и не имел случая заглянуть в театр. И для гения нужны благоприятные обстоятельства; все же остальное он довершит своими собственными средствами. Однако ж, по общепринятому обыкновению, жизнеописания всех людей, более или менее великих, всегда начинаются подробностями об их детстве, анекдотами о юношеском возрасте, и так далее. К чему ведет это? Всего лучше следить за процессом развития гения, за обстоятельствами, приготовившими его, изучая дух в направление того общества, которое посетил этот редкий гость.
Таким образом, чтобы понять обстоятельства, приготовившие появление Карамзина, мы должны изучать состояние нашего общества в то время, когда он родился; уразуметь дух века, его любимые привычки, надежды и верования: тогда нам объяснится многое и в жизни, и в творениях изучаемого нами писателя. Без этого можем ли мы оценить каждую его мысль, каждое его действие? Имеем ли мы право руководствоваться при такой оценке отжившего писателя понятиями современными? Справедлив ли будет приговор, произнесенный над его произведениями по законам критики безусловной , не принимая в соображение ни времени, в которое жил Карамзин, ни степени нашей тогдашней образованности?
Приступая к биографии Карамзина, мы считаем необходимым заметить, что хотя до сих пор жизнь Карамзина не описана вполне, однако ж о нем было очень много говорено в разных периодических изданиях. Все эти материалы можно разделить на три разряда: материалы собственно биографические; статьи, в которых рассматривается его влияние на нашу литературу; рецензии его исторического труда.
Мы пользовались только материалами первого рода, не многочисленными, но достоверными. Материалы второго рода относятся большею частью к первой четверти XIX столетия, когда жил еще историограф, и писаны более или менее пристрастно. Последователи и приверженцы Карамзина превозносили все его труды, не допуская никакой критики, и все кончалось безотчетною похвалою: это служит лучшим доказательством, что Карамзин стоял выше понятий современных наших литераторов, которые только благоговели перед его творениями и не осмеливались произносить своего мнения, считая в то же время святотатством замечать погрешность этого нашего классика. Противники Карамзина были большею частью люди, чуждые основательных познаний и, руководимые завистью к нему, нападали на одни только слова, незначительные ошибки, иногда даже на знаки препинания, упустив из виду нравственную сторону произведений – необыкновенное влияние на общество, распространение эстетического направления и умение выказывать дурные стороны общежития, не вооружая против себя тех, против кого он писал. В этом случае нападки противников тоже не могут назваться критикою – это явные личности. Противники Карамзина стояли несравненно ниже в образовании и в общественном мнении, и нападки их не имели ни малейшего влияния на успех, которым пользовались все произведения историографа. Вот причины, отчего мы не можем пользоваться этим родом материалов.
Читать дальше