Владимир Шурупов - Рассказы провинциального актера

Маленькие струйки холода сливались в такой леденящий душу поток, что настроение на репетиции было прямо-таки похоронным.

Медведев, напротив, обрадовался такому началу — будет время покопаться в своей роли, оставив на потом лирические парные сцены, хоть они важны, но есть же у него в роли и другие сцены и другие задачи!

Светлана Васильевна, здороваясь с ним, улыбалась, называла Володей, но на «вы». Была внимательна в работе и не более. «Неужели я для нее пустое место?» — думал Медведев. Он ждал от женщины случайно перехваченного пристального взгляда, краски смущения на щеках, вздоха затаенных желаний — всего, что сопровождает невольными проявлениями извечную человеческую болезнь — любовь! — ничего подобного! Она стала чуть веселее, чем обычно, ей нравилась эта работа, а она ко всякой работе относилась серьезно, она делала ее с удовольствием, не вдаваясь в нюансы чувств и взаимоотношений, проведя безусловную грань между жизнью и сценой.

«Я для нее мальчишка! — думал Медведев, — просто мальчишка, она не может даже на секунду представить, что влюблена в такого молокососа, а ведь это так помогло бы работе!»

Он кокетничал с собой и ни за что на свете не признался бы, что просто оскорблен невниманием женщины.

При чем здесь возраст?

Застольные репетиции ему быстро надоели, да и провинциальные театры не балуют себя подобной роскошью — пора было выходить «на площадку». Медведев предвкушал некоторое торжество — «Как-то вы, Светлана Васильевна, будете обнимать меня? А целовать? Как будете проводить одну из главных сцен — в постели?» У автора это было написано определенно и необходимо для развития сюжета, так что было основание не бояться «вымарки» этих сцен.

По молодости лет он не давал себе отчета в том, насколько его чувства и мысли совпадают с теми, что выявлены в его герое: так же, как Медведев, его герой смотрел на все чуть со стороны, через собственное «я», оттого и проглядел любовь, оттого и случилась трагедия — оставленная, просто брошенная женщина кончала жизнь самоубийством, и это было приговором герою и прочим молодым героям сегодняшнего дня.

Наконец начались репетиции интимных сцен.

Ничего не изменилось.

Светлана, будто примеривая платье у портнихи, деловито и подробно выясняла, где, что будет — куда он положит руку, куда она положит руку, как обнимет его, куда он повернет в это время голову, как она встанет с кровати и как в это время будет полусидеть ее возлюбленный…

И по многу раз, и все без трепета, без смущения, без намека на ускоренное биение сердца.

Единственным отличием от прошлых репетиций было то, что Дроздова просила актеров, не занятых в этих сценах, покидать репетиционный зал…

«Стесняется!» — обрадовался Медведев.

Но скоро вышли на сцену, и она на посторонних перестала обращать внимание — все актеры, кроме него, были для нее посторонними — она была сосредоточенна, строга, деловита, неутомима в повторах и поисках — «а где рука? а голова?»

Первое время Владимир надеялся на чудо, ждал и, помимо желания ловил себя на том, что фантазирует перед репетицией, во что будет одета Светлана Васильевна… Вскоре, думая о ней, он откинул отчество — «какая прическа будет у Светланы на сегодняшней репетиции?»

Эти жалкие фантазии прерывались ее деловой походкой, всегдашним платьицем строгого покроя под поясок и пучком волос на затылке — изо дня в день! Она была неуязвима в своей скучности!

Остатки школьных знаний шевельнулись в Медведеве, и он прозвал свою партнершу — «Самум» — считая, что она все иссушила и превратила пьесу о любви в безжизненную пустыню. Он перестал обижаться, когда она не очень ладно и неуютно обнимала его, все поцелуи были отменены — она только прятала лицо у него на груди, — перестал надеяться на чудо и вновь занялся другими сценами, а эти сцены — встречи влюбленных — пусть идут так, как получатся, они будут обозначением того, что должно быть, и зритель все поймет правильно, если только не предположить невероятное, что женская половина зала будет состоять из женщин, подобных Дроздовой! Но, в конце концов, не для таких же бесчувственных веками лились реки крови и поэтических чернил?!

Провинциальные сроки жестки — не за горами премьера.

Шились костюмы, выстраивались декорации, гремела музыка, львиную долю времени отнимали осветители, уверенные, что без их волшебного искусства спектакль провалится, что не мешало им на премьере светить преимущественно в те точки, где актеров не было.