Вадим Эрлихман - Робин Гуд

В XVI веке и позже было записано множество стихов и песен о «веселом Робине» ( jolly Robyn ), уводящем доверчивых девушек в лес «играть и плясать». В этих песнях лук и стрелы сделались приметой уже не разбойника, а бога любви, похожего на шаловливого Амура. Хотя в ту же эпоху о стрелковом мастерстве Робин Гуда вспомнили изготовители луков и прочего оружия, сделавшие его своим покровителем. В шуточной балладе лондонских гильдий говорится: «Чулочники обедают в „Ноге“, обойщики — под знаком „Кисти“, оружейники идут к Робин Гуду, а гуляка — в „Приют нищего“». Очевидно, имелось в виду одно из двух лондонских питейных заведений, носивших в тот период имя благородного разбойника; сегодня их в городе не меньше пяти.

Тем временем хронисты продолжали предпринимать усилия по втискиванию Шервудского атамана в прокрустово ложе официальной истории. Одним из них стал давний соперник Графтона Джон Стоу (1525–1605), бывший портной, переквалифицировавшийся в историка. В его «Анналах», напечатанных в 1592 году, всего лишь повторяется сообщение Мейджора, но не исключено, что в неопубликованных фрагментах содержалась и другая информация. Ее-то и использовал друг Стоу, плодовитый драматург Энтони Мандей, в свое время слывший конкурентом Шекспира, в пьесе «Падение Роберта, графа Хантингдонского», законченной в 1596 году. Вскоре за ней последовало продолжение — «Смерть Роберта, графа Хантингдонского», написанное совместно с Генри Четтлом. В 1601 году обе пьесы были изданы ин-кварто, но еще до этого их с большим успехом поставила театральная труппа «Слуги адмирала», соперница шекспировского «Глобуса».

Первая пьеса начинается с того, что приор Йоркского монастыря Гилберт Гуд плетет интриги против своего племянника, молодого графа Роберта Хантингдонского. По его навету, поддержанному домоправителем графа Уорменом, правитель Англии принц Джон объявляет Роберта вне закона. Граф вынужден бежать в лес вместе со своей женой Мэриан, которая далее по тексту почему-то становится Матильдой; драматург вышел из положения, объявив, что Мэриан — ее специальное «разбойничье» имя. Такое же имя, Робин Гуд, принял злосчастный Роберт, вместе со своими людьми объявивший войну несправедливому принцу и Уормену, назначенному за предательство шерифом Ноттингема. Вернувшийся к власти Ричард Львиное Сердце отдал Роберту-Робину графство, но когда Джон после смерти Ричарда стал королем, Роберта снова начали притеснять. Уже в самом начале второй пьесы враги во главе с дядей-приором подносят герою кубок с ядом; позже друзья вяло оплакивают его, а Мэриан-Матильда отбивается от столь же вялых ухаживаний влюбленного в нее короля и в итоге тоже умирает от яда.

Эксперимент по превращению вождя вольных стрелков в галантного царедворца оказался неудачным, и о пьесах Мандея быстро забыли — одно время их даже приписывали другому драматургу, Томасу Хейвуду. Надо сказать, что это было далеко не первое появление Робин Гуда на сцене — в XV столетии, а то и раньше, народные спектакли о его приключениях были частью «майских игр» ( May games или Mayinges ), в которых неизменно участвовали Король и Королева мая в зеленой одежде и веселый монах с дубиной. Уже в тот период Короля мая называли Робин Гудом, но, вероятно, только в следующем столетии Королева получила имя возлюбленной Робина, девы Мэриан, а монах стал называться братом Туком. Эти представления обычно устраивались в лесах, куда в день праздника устремлялось все население городов и сел; там же проходили состязания в стрельбе из лука, участники которых наряжались в зеленые костюмы. В балладах не раз говорится, что все стрелки Робин Гуда носили платье из зеленой шерстяной ткани, называемой «линкольнская зелень» ( Lincoln green ). Только сам Робин поверх этого наряда надевал плащ, алый, как грудка малиновки.

К началу XVI века Робин Гуд стал заметным участником не только майских игр, но и других народных праздников. Одним из них был Троицын день, когда Робин и его стрелки, одетые в зеленое, шествовали по городу в свите «летнего короля», а потом распивали пиво на рыночной площади, где правил бал уже «король разгула» — иногда им был сам разбойник. Гулянья продолжались целую неделю, и Робин, которому приходилось пить больше всех, обычно выходил из строя задолго до их окончания. В 1508 году церковный служитель, доставивший исполнителя роли разбойника на праздник в Лестер, жаловался, что тот на обратном пути едва не потерял бутафорские меч и шлем, «что обошлось бы нашему приходу в восемь пенсов». Обращает на себя внимание прагматизм церкви, которая не боролась с культом Робина как пережитком язычества, а с готовностью извлекала из него доход. К концу столетия Робин, однако, перестал появляться на летних гуляньях, да и в майских играх его роль стала менее заметной, поскольку лук повсеместно вытеснялся огнестрельным оружием.