Валерий Гусаров - Записки Гаванской шпаны

В Ряйсяля-Мельниково, впрочем, как и по всему перешейку, основными обитателями были военные. Здание, неоднократно перестроенное, (там сейчас обосновался магазин «Пятёрочка») было центром средоточия военных, местным штабом. На перекрёстках дорог рядом с финскими указателями появились русские, сообщающие, что территория принадлежит ленинградскому военному округу и является заказником, где охота запрещена. Никто не удивлялся, когда по дороге проезжал военный грузовик, тащивший прицепом артиллерийское орудие, бронетранспортёр или танк.

Заселение дважды отвоёванных земель проходило с большим скрипом. Послевоенное, лежавшее в развалинах, нищее государство прилагало возможные усилия по переезду людей, многие из которых жили в землянках на недавно освобождённых, разрушенных и сожжённых деревнях, без надежды на скорое возрождение, но людей пугала чужая земля. Сам вид этих обособленных хуторов, множество вывесок и надписей на незнакомом языке чужими буквами, непривычный бытовой скарб, оставленный финнами, отпугивал.

Пусть медленно, но неуклонно гражданское население всё же прибавлялось. Постепенно заселялись близлежащие к центру хутора вдоль дорог, работали уже все необходимые для жизни учреждения: сохранившийся магазин с финской вывеской, убранной позже, почтовое отделение в здании финского банка. За кирхой работала школа в трёх деревянных домах, куда детвора, всё добавляющаяся и добавляющаяся, бегала через кладбище с чёрными каменными плитами и надписями на них незнакомыми буквами, мимо гранитного памятника, на фасаде которого был большой барельеф с коленопреклонённым обнажённым юношей и знаменем.

Разумеется, мне, городскому пацану-дачнику, сложно было глубоко окунуться в жизнь посёлка, понять его существование и развитие, повседневное бытие прибывающих переселенцев. Но некоторые детали и сравнения были понятны даже детскому разуму и поражали. Крайняя нищета и полуголодное существование этих бедолаг, приезжавших отовсюду с оборванными детьми и поклажей в одну небольшую котомку, измождённый вид безвременно постаревших женщин в старых фуфайках дорисовывали в воображении их беды, постигшие в родных краях.

Вспоминается наша соседка, тётя Надя Шведенкова, поселившаяся неподалёку, приехавшая из Псковской области с четырьмя детьми, один из которых был моим ровесником. Она искренне радовалась нормальной крыше над головой, тяжёлой работе с утра до вечера в совхозном полеводстве и, главное, безопасной жизни под мирным небом без бомбёжек и обстрелов, отобравших у неё и мужа, и довоенный дом, заставивших перебраться на чужбину.

Первая больница уже советского периода сохранилась до сих пор в финской деревне Иваска. Сейчас это место все знают под прозаическим названием «Вторая ферма». Давно уже нет и фермы, а название живёт. К сожалению, лет десять назад сгорело двухэтажное деревянное здание, где на первом этаже располагалась амбулатория, а на втором проживал врач, то есть моя сестра. В памяти остался большой холл первого этажа, откуда вели две лестницы на второй. Ступеньки этих лестниц были высокие, ребёнку неподвластные. Я забирался по ним на четырёх конечностях лет до семи. На втором этаже был вход на просторную лоджию со стороны реки. Летом меня укладывали туда спать в кроватку с большим пологом, защищавшим от комаров.

Через пару-тройку лет отец приобрёл небольшой дом у реки по другую сторону моста через Вуоксу. Сейчас и этот дом перестал существовать. На его месте построен уже другой дом. Старый финский мост тоже ушёл в былое, рядом сооружён новый мост и спрямлён крутой поворот дороги. Неизменно только течёт река с «плоским» камнем, как в детстве мы называли скалу, плавно уходящую в воду. Да почти посредине стоит в воде огромный валун с вертикально сколотой стороной.

Полвека и больше назад восприятие Кексгольмского (Приозерского) района было иным. Расстояния и время их преодоления было неизмеримо продолжительней, нежели сейчас. Одноколейная на всём протяжении железная дорога, по которой ходил пригородный поезд из нескольких вагонов и маленького паровоза, называемого в народе «кукушкой», занимала где-то пять часов. Остановок было меньше, отсутствовали все безымянные платформы, да и само слово «платформа» не было в ходу, из вагонов по трём ступенькам выходили прямо на землю. Однако время стоянки на каждой станции затягивалось, потому что из почтово-багажного вагона шла выгрузка продуктов и почты, а на станции Рауту (Сосново) паровоз отцеплялся от состава и уезжал на заправку водой, что занимало много времени. Небольшие вагоны, обшитые деревом, (откуда и пошло, видимо, понятие вагонка), с узкими вертикальными окнами, были оснащены двухъярусными полками.