Array Сборник: Танкисты. Книга вторая

Значит, там я был переведён в 1-й гвардейский мотоциклетный батальон, это разведбат был. И сразу меня через границу послали в разведку. Офицер, старший лейтенант, с нами был. С разведотдела корпуса. И мы поехали посмотреть, где японцы. А они отвели свои войска от границы и сосредоточили в районе Хайлара. Это город, где дислоцировался штаб Квантунской армии. И мы так километров на 90 углубились. Местное население, китайцев, встречали и спрашивали, где японцы. Китайцы многие говорили по-русски: «Уже ушли, ушли куда-то». Всё: мы разведали, что чистая дорога.

Там неасфальтированные просёлочные дороги, озёра были, холмистая местность заросшая. Японцы там оставляли группы, которые обстреливали, если кто-то из наших двигался. Например, пехота. Значит, корпус наш границу пересекает – и проходит, сосредотачивается до этого… что я сказал – 90 километров… то, что мы разведывали. А японцы очень хорошо эти годы готовились. Все огневые точки артиллерии и пулемётные точки, окопы – всё очень тщательно замаскировали. И огневую систему их – наши не знали. Даже авиация не помогла. И решили провести разведку боем. Слышали такое? Это – практически смертники. Значит, выделили три танка, и меня посадили в один из них, как командира. И пятьдесят солдат.

– На какие танки посадили?

– Эти же танки, «Шерманы». И мы должны были изобразить вроде «наступление». Немного постреляла наша артиллерия: создали впечатление, что мы перешли в наступление. Ну, и артиллерийские разведчики в это время вели наблюдение с помощью оптических приборов – и засекали эти все объекты… Японцы, естественно, стреляли и артиллерия, и пулемётные точки. И обозначились окопы, которые тоже были замаскированы очень сильно. И мы уже дошли до них. Я первым дошёл на своём танке. Метрах в десяти – смотрю – с окопов поднимается солдат, и длинная палка у него: бамбуковый шест, и на конце взрывчатка. И смотрит он на правую гусеницу. Я стрелку-радисту, а он сидит тоже внизу, у него на лобовом – пулемёт. Я ему говорю: «Ишутин, видишь?» – «Вижу!» – «Огонь!» Дал короткую очередь – пули прошли у него над головой, он уже не поражаемый был. И в это время – взрыв. Он всё-таки подсунул. А американские танки – у них очень слабая ходовая часть. Все эти катки – все снаружи, небольшие. И значит, все пружины, все рычаги, если рядом снаряд взорвётся – всё, катки отлетают. Очень плохо. Ну, они только начали производить танки, ещё опыта у них не было.

У нас же – торсионный, у нас Т-34. Они все в корпусе спрятаны, они по дну. С левой стороны до правой стороны эта штангета, торсион. Мы, танкисты, уважали катки литые, чугунные: потому что они не рассыпались. Если штампованный – их деформировало от взрыва и они разрушали гусеницы. Поэтому это было заводу доложено, и они не стали штампованные выпускать.

А у американцев, в общем, они очень плохие были, и даже на ходу рассыпались шурупчиками, вставочками там всякими, всё это было сделано наживую. Учения когда были – обязательно нужно было ходовую часть ремонтировать.

Ну вот, взрыв – и я сразу приказал всем покинуть танк. В днище, в люк десантный, взять оружие. Ну, все натренированные, знали уже. Оружие взять, гранаты – и занять круговую оборону под танком, за катками: два человека справа и слева, пять человек экипажа было. И не подпускать ни в коем случае японцев, потому что они могут бутылками с зажигательной смесью забросать – танк запылает, и мы все там сваримся. А я сам выскочил через люк механика-водителя на лобовом. Хорошо, я пистолеты свои зарядил – и один в карман сюда вот в боковой сунул. Выскакиваю – смотрю – японец подбежал другой. А тому японцу, который подсунул – ему голову оторвало взрывом. Они смертники были. Сразу смертник, да. А тут новый подбежал – и карабин вот так поднял (Показывает.) , и я даже вижу, как у него движется палец! Успеваю выстрелить – и попадаю ему прямо в шею. Просто доля секунды, наверное.

И в это время справа в меня очередь с пулемёта. И мне в пистолет попадает… а вторая пуля от взрыва – хорошо, крыло не оторвало, а вот так отбросило. Вторая пуля попала в это крыло, а там 3-миллиметровая сталь. Оболочка – и свинец в ней. Если бы пуля, то мне бы позвоночник разнесло. Меня сразу бы убило. И мне свинец – в шею. А вот от пистолета осколок (не от пистолета, а от пули) попадает мне в зрачок прямо. Вот это как-то толкнуло, боль такая. Здесь вот у меня, видите, мне потом зашивали, осколочки тоже были. Но вот то, что сюда – у меня в голове как будто взрыв, огненный шар. И я сразу потерял сознание и упал. И ребята говорят: «Ещё очередь давай». Но уже я, видно, когда падал, их не слышал. И я потерял сознание, конечно, от этого. Через минуты три пришёл в себя и спрашиваю: «Ребята, посмотрите, у меня глаз целый?» – «Нет ничего там». Под танком же темно. «Ничего нет». А потом уже, когда эта операция окончилась – мне врач, значит, достала. Торчал этот осколочек, его извлекли. Ну, ничего, зрение не нарушилось. Шрам был, вот и ребята мои тоже спрашивали: где, когда… И когда диспансеризации уже после войны – каждый раз мне: «А что это у вас такое?» И вот всегда я говорил, объяснял, что мне попал осколок.