Несколько месяцев Иван Дмитриевич и Михаил пробыли в этом страшном аду. Но однажды, в глухую и дождливую осеннюю ночь, они нашли лазейку в проволочных заграждениях и выбрались на волю. На этот раз – окончательно.
Отец с сыном добрались до деревни Углы, разыскали семью. Вскоре Голубев вновь исчез.
Наступили холода, стало подмораживать, а Иван Дмитриевич в густом сосновом бору строил землянку за землянкой: здесь, на всякий случай, можно было бы надёжно укрыть всех жителей Углов, у которых к тому же квартировали и семьи из сожженного хутора Ломы.
Но землянки не понадобились. Вскоре по деревне Углы пронеслись советские «тридцатьчетвёрки». Иван Дмитриевич горячо обнял первого встреченного им молоденького солдата, который держал в руках ещё не остывший от долгой стрельбы автомат.
А на другой день Голубев собрался в военкомат, не ожидая ни повестки, ни иного другого приглашения. Пошёл сам. Катя собрала мужу кружку да ложку, положила в холщовый мешок кусок чёрствого хлеба и щепотку соли.
– Вот и всё, – села она рядом с Иваном, бледная, без кровинки в лице.
Босоногие ребятишки, сбившись в кучу, таращили свои глазёнки на отца. Иван поднялся, взял на руки и расцеловал каждого. Взглянул на жену: по её осунувшемуся восковому лицу ручейками текли слёзы, в глазах застыли отчаяние и страх. Она бросилась в протянутые руки Ивана, прижалась мокрым лицом к его горячим колким щекам и заплакала навзрыд.
– Будет тебе, мать, будет… Береги ребятишек, сама крепись, а обо мне особо не горюй: что всем, то и мне.
Иван Дмитриевич взял лёгонький походный мешочек и вышел из дому.
* * *
В селе Рождествено, что под Сиверской, расположились части 46-й стрелковой дивизии. Только что вышедшая из боёв, она пополнялась людьми и оснащалась новой техникой, вооружением. Иван Голубев и его сосед по хутору Иван Тарасов попали в один расчёт 45-миллиметровой пушки. Оба были этому несказанно рады. Да и расчёт подобрался дружный. С сорок первого воевали вместе командир орудия москвич Михаил Андреев и заряжающий ростовчанин Сергей Козуля. Голубева назначили наводчиком, Тарасова – ездовым.
Дни были до предела загружены. Новоприбывшие солдаты учились искусству ведения боя. Каждый день марш-броски, стрельбы. К вечеру гудели ноги, усталость валила на землю.
Наступил день, когда командование отдало приказ на погрузку в эшелон. В пути солдаты узнали, что они едут на Карельский перешеек.
Маленькая станция встретила солдат необычной для военной поры тишиной. Сняв с платформы пушки, артиллеристы двинулись в путь. Ночная лесная дорога, узкая и топкая, чем-то напоминала бесконечный тоннель. Но вот лес остался позади. Колонна вышла на открытую поляну. Теперь уже совсем близко, со всех сторон, раздавался грохот артиллерийской канонады, дробно стучали пулемёты, в небе непрестанно вспыхивали холодные, мертвенно-бледные огни ракет.
До рассвета батарейцы окапывались, тщательно маскируя огневые позиции. Каждый вырыл рядом с орудием глубокую и узкую щель. Когда взошло солнце, артиллеристы оглядели местность. Впереди, метрах в двухстах, по всей огромной низине тянулась непрерывная линия траншей нашего переднего края. За узкой нейтральной полосой сразу же круто поднимались зелёные высоты, с небольшими, редко разбросанными домами хуторов. Даже простым глазом можно было рассмотреть тёмные змейки вражеских траншей, врезавшихся в покатый склон. Низина лежала перед противником, как на ладони, и требовалась величайшая осторожность, чтобы до поры до времени чем-либо не обнаружить себя.
– Смотри внимательно, – сказал Голубеву командир расчёта Андреев. – Вот у крайнего справа дома бугорок. Это дзот. Значит, цель номер один. А теперь видишь на склоне куст? Там крупнокалиберный пулемёт. Цель номер два. Понятно?
Задача, казалось бы, простая: как только начнется артиллерийская подготовка, орудие должно ударить по этим целям и подавить их. Но Голубев волновался: он наводчик и от его точного расчёта будет зависеть успех стрельбы.
Взвилась красная ракета. За ней ещё одна, зелёная, а потом опять красная. Всё вокруг содрогнулось, под ногами, казалось, заколыхалась земля. Голубев припал к панораме, но через неё невозможно было что-либо рассмотреть: всё заволокло непроницаемым дымом. Вдруг в слабом просвете показался бугорок – дзот. Иван подвёл перекрестие панорамы под самое его основание и выстрелил. Он видел, как закурчавился клубок серого дыма и в обе стороны разлетелись какие-то предметы.
Читать дальше