Евгений Бажанов - Миг и вечность. История одной жизни и наблюдения за жизнью всего человечества. Том 3. Часть 5. За Великой Китайской стеной

В этой и без того накаленной обстановке на передний план вышел территориальный вопрос. С 1960 г. стали возникать пограничные инциденты. Весной 1962 года в Советский Союз перешло более 60 тыс. граждан КНР, недовольных условиями жизни. Китайское правительство обвинило советские власти в «подготовке и организации массового перехода», в «серьезной подрывной деятельности».

В Китае появились материалы о том, что в прошлом в состав Синьцзяна входил ряд принадлежащих Советскому Союзу территорий. В работах историков превозносилась деятельность Чингисхана. Был выдвинут тезис о том, что царская Россия захватила более 1,5 млн кв. км «исконно китайских земель». 10 июля 1964 года Мао Цзэдун в беседе с японской делегацией заявил: «Примерно 100 лет назад район к востоку от Байкала стал территорией России, и с тех пор Владивосток, Хабаровск, Камчатка и другие пункты являются территорией Советского Союза. Мы еще не представили счета по этому реестру».

В учебниках истории Россия характеризовалась как извечно «агрессивное государство», которое с конца XVI в. захватило Сибирь, вторглось в Китай, враждебно относилось к китайцам, жестоко подавляя их сопротивление. Проводилась мысль, что в XIX в. Россия была главным участником раздела Китая и что «экспансионистская политика России постепенно превращалась в агрессию мирового масштаба, а конечной целью царской России стала мировая гегемония».

В Советском Союзе территориальные притязания Пекина воспринимали в высшей степени серьезно – как реальную угрозу национальной безопасности страны. Ныне китайские ученые подчеркивают, что на самом деле Пекин не претендовал на советские земли, а лишь хотел припугнуть оппонентов в Кремле. Как утверждается, на встрече 9 октября того же 1964 года с албанской делегацией Мао Цзэдун разъяснил свою позицию: «Переброска Хрущевым войск на границу с Китаем поставила нас в трудное положение, однако мы должны были проявить готовность. Поэтому в разговорах нам нужно было сделать «холостой выстрел», произнести «пустые слова» и на пограничных переговорах занимать наступательную позицию. Цель заключалась в том, чтобы добиться рационального положения на границе и подписать договор о границе. Вы, наверное, подумали, что мы и в самом деле хотим вернуть 1,54 млн кв. км земель, занятых царской Россией. Отнюдь нет. Это как раз и называется «холостым выстрелом», чтобы вызвать настороженность другой стороны».

Наш покойный друг, историк Луань Цзинхэ, так комментировал это высказывание Мао: «У Китая и в мыслях не было возвращать те 1,54 млн кв. км, это был «холостой выстрел», стремление отделить историческую правду и неправду; все, что требовалось, – это добиться рационального пограничного урегулирования. В связи с началом в феврале 1964 года китайско-советских переговоров по погранвопросам заявление Мао Цзэдуна об отторгнутых землях было сделано прежде всего в интересах переговорного курса и тактики. Иными словами, Китай и СССР на переговорах по погранвопросам должны были отделить историческую правду от неправды, признать, что соответствующие договоры о нынешней границе между Китаем и СССР являются неравноправными договорами, навязанными Китаю империалистической царской Россией; принимая во внимание сложившуюся ситуацию, на основе этих договоров и путем переговоров полностью урегулировать границу».

После снятия Хрущева в октябре 1964 года советское руководство предприняло шаги по нормализации отношений с КНР, в частности предложило установить контакты на высоком уровне. В Пекине проявили к ним интерес, на время полемика поутихла.

Однако противоречия зашли настолько далеко, что ни Москва, ни Пекин не были готовы к изменению своих позиций. Публицист Ф. Бурлацкий утверждает, что в Кремле раздавались в тот период голоса в пользу восстановления дружбы с Мао Цзэдуном за счет полных уступок в вопросах критики культа личности и стратегии коммунистического движения. А.Н. Шелепин якобы предлагал вернуться к линии на мировую революцию и отказу от принципов мирного сосуществования, а А.Н. Косыгин считал целесообразным уйти от «крайностей» ХХ съезда КПСС. Так ли это было на самом деле, сказать трудно, ясно одно – Москва на уступки не пошла, более того, потребовала от Пекина отбросить маоистские установки.

В свою очередь, руководство КПК хотело, чтобы КПСС изменила политику, основанную на решениях XX–XXII съездов, встала на позиции Мао Цзэдуна. Думается, Мао в любом случае не хотел сближения с СССР – сказывались накопившиеся обиды, явное несогласие с нашей политикой, обострение политической ситуации в китайском обществе. Мао Цзэдун готовился сдвинуть страну «влево», и нормализация отношений с Советским Союзом, проповедовавшим «правые» идеи, помешала бы этому.