Евгений Бажанов - Миг и вечность. История одной жизни и наблюдения за жизнью всего человечества. Том 6. Часть 8. Под другими знаменами. Часть 9. На кругосветной орбите

Давайте же окинем беглым взглядом тот сложный, извилистый исторический путь, которым пришлось пройти корейскому этносу. Согласно упомянутому выше мифу, начало Кореи положил Тангун, сын небожителя. Его потомки более тысячи лет царствовали в стране, названной Чосон (Страна утренней свежести). За несколько веков до нашей эры жители этой страны вошли в контакт с китайцами. У китайцев тогда уже существовала письменность, и они стали обозначать соседнюю страну двумя иероглифами. Какой смысл имели данные иероглифы в древности и как озвучивались – неизвестно. Но на современном языке они звучат как «чосон» и означают «утренняя свежесть». Так к Корее и приклеилось наименование «Страна утренней свежести». В Северной Корее им пользуются до сих пор. На Юге принято другое наименование – «Хангук» («Страна Хан»), где «Хан» происходит от имени древних обитателей южной оконечности Корейского полуострова.

Возникает вопрос: а откуда взялось название «Корея»? Как уже указывалось, в древности на севере полуострова существовало государство Когурё. В X веке очередная королевская династия решила восстановить это имя и назвалась династией Корё. Иностранцы имя подхватили, и с тех пор на большинстве языков страна именуется Кореей.

Жители Кореи, с одной стороны, подвергались культурному влиянию более развитых китайцев, а с другой – вынуждены были обороняться от их армий. Наконец, в 109 г. до н. э. император У-ди полностью подчинил Корею китайскому контролю. Более четырех веков продолжалось это правление, пока в 313 г. корейцам не удалось избавиться от иноземной опеки. На Корейском полуострове возникло несколько государств, которые воевали и с китайцами, и между собой, порой опираясь на поддержку Срединной империи.

В X веке на Корею обрушились полчища племен киданей, начиная с XI века их сменили чжурчжэни, потом монголы, китайцы, японцы и, наконец, маньчжуры. При этом почти непрерывно, вплоть до конца XIX столетия, Корея выплачивала дань сменявшим друг друга династиям Срединной империи. И даже короли Кореи утверждались в Пекине. Литературный древнекитайский язык «вэньянь» был государственным языком Кореи, все документы и вся литература до начала XX столетия записывались китайскими иероглифами, а не буквами корейского алфавита. Большинство аспектов политической, общественной, экономической и духовной жизни Страны утренней свежести пронизывало влияние Поднебесной.

Стремясь сохранить идентичность Кореи и собственную власть, местные правители стали постепенно закрывать страну. Запретили подданным какие-либо контакты с иностранцами, убрали население с побережья, закрыли доступ чужеземным судам в порты, оказывали яростное сопротивление иным попыткам проникновения на полуостров извне. За Кореей в XVIII–XIX столетиях закрепилось название «Страна-отшельница». Китайцы, кстати, еще раньше отмечали в своих летописях и трактатах, что Корея – земля отшельников. Заодно называли ее страной трав долголетия, пагод, нежных красок, приглушенных тонов, печальных песен. Обращали внимание на вежливость корейцев.

Из-за закрытости, приверженности архаичной конфуцианской системе, междоусобных распрей и военно-политического давления извне Корея все больше отставала в своем развитии и превратилась в легкую добычу колониальных держав. В борьбу за преобладание в «Стране-отшельнице» включились наряду с китайцами японцы, европейцы, россияне, американцы.

Все они обращали внимание на крайне неблагополучную ситуацию на Корейском полуострове. Русский путешественник отмечал в конце XIX столетия, что в столичном городе Сеуле не увидишь местных промышленных товаров, только иностранные, в основном из России. «У корейцев, – резюмировал путешественник, – не хватает трудолюбия и талантов, чтобы самостоятельно производить ткани и другие изделия». А российский дипломат А.Н. Шпейер докладывал в 1897 году в Санкт-Петербург: «То безобразное состояние, в котором находится в настоящее время Корея, высшие классы коей, не исключая короля, возводят взятки на степень необходимого, если не единственного, фактора внутренней политики, тот поголовный обман и та беспросветная ложь, которые царят ныне во всех слоях корейского общества, приводят меня к тому грустному убеждению, что никакие старания наши не смогут поставить нашу несчастную соседку на ту нравственную высоту, ниже которой самостоятельное существование государства немыслимо и не может быть допущено его соседями».