Вилен Иванов - Три возраста. Социолитературный нарратив

В процесс работы над рукописью я стремился не уходить далеко от уже написанного, периодически ссылаясь на уже изданные книги с тем, чтобы заинтересовавшемуся каким-либо сюжетом или эпизодом читателю можно было бы получить при желании более полную информацию. Итак, то что получилось в целом:

Дальше по порядку, в соответствии с замыслом.

1949 год, 7-й класс средней русской школы № 4 в украинском городе Полтаве. Начало моего взросления. Вступаю в комсомол и принимаю первое самостоятельное решение: пойти по стопам своего отца – кадрового военного, погибшего в годы Великой Отечественной войны, и посвятить себя военному делу. Сыграло свою роль и общее восприятие армии – армии-победительницы в неведомой по масштабам и последствиям в мировой истории войне. Усиленно готовлюсь и поступаю в Киевское артиллерийское подготовительное училище (КАПУ) [6] КАПУ – одно из шести созданных в 1946 году по инициативе И.В. Сталина, считавшего не без основания, что «артиллерия – бог войны», подготовительных артиллерийских училищ. Просуществовало до 1955 года. . Мой брат Владислав к тому времени уже учился в Киевском суворовском военном училище. Военное дело стало нашим семейным делом.

Что сохранила память о трех годах учебы в КАПУ? Общение с офицерами-воспитателями, преподавателями, первое «прикосновение» к литературе (поэзия), участие в военных парадах на Крещатике, Спартакиада суворовских, нахимовских и артиллерийских подготовительных училищ и, конечно, первая любовь.

Офицеры-воспитатели. Следует сказать, что весь учащийся контингент был разбит по-военному на батареи: две батареи учащихся в 8-м классе, две – в 9-м, две – в 10-м. Каждая батарея была разбита на взводы, в состав которых входило в среднем 30 человек (все учащиеся имели звание «воспитанник», командиры отделений, на которые делились взвода, имели звание «вице-младший сержант», а помощник командира взвода – «вице-сержант»). Командиры взводов – это и были офицеры-воспитатели, как правило, в звании «майор», командиры батарей имели звание «подполковник». Все офицеры были участниками Великой Отечественной войны, все имели боевые награды. Когда они приходили по торжественным дням в парадной форме со всеми орденами и медалями, мы обычно подсчитывали, у кого из командиров взводов было больше наград, и это было предметом нашей мальчишеской гордости. Нужно сказать, что офицеров-воспитателей отличало подлинно отеческое отношение к воспитанникам. Они не только обучали нас азам военного дела, но и просвещали по многим житейским вопросам, которых по мере нашего взросления становилось все больше. Наказания за нарушения дисциплины были. Самые строгие из них заключались в лишении права на оставление казармы (иначе говоря, увольнения в город) и наряд вне очереди. Все воспитанники несли службу дежурных по расположению батареи. Обязанности дежурных были несложными, но дежурство отвлекало от занятий, пропущенные уроки приходилось наверстывать самостоятельно.

Общение с преподавателями не выходило, как правило, за рамки уроков. Но и уроков было вполне достаточно, чтобы сложилось определенное представление о них и сформировалось соответствующее отношение к тому или иному предмету. Например, большинству воспитанников, моих сверстников, нравилась, как и мне, преподаватель литературы Старинская Людмила Васильевна (Любаня – как мы называли ее в своем кругу). Она преподавала свой предмет вдохновенно, к тому же была молода и миловидна. Все были в нее влюблены. Однако как только стала заметна ее беременность, наши чувства стали менее пылкими, к тому же все чаще после ее уроков за ней заходил муж, который изначально нам почему-то не понравился. Она сумела вызвать у нас неподдельный интерес к русской литературе, особенно к поэзии. Ей мы приносили свои первые литературные опыты и выслушивали ее советы и замечания.

Людмилу Васильевну сменил преподаватель с веселой фамилией Шутько Владимир Леонидович. Отличался заметной явной о из обитателей задних парт читает не относящуюся к теме урока книгу, он, ни слова не говоря, забрасывал ее на шкаф. Также молча он мог царственным жестом удалить из класса нарушителя дисциплины. К нему относились с явной симпатией.